История волков - [77]
Я не знала, дверь надо толкать или тянуть на себя, и не сразу смогла найти ручку.
– Ты идешь? – спросила мама, когда я выплыла за ней наружу.
Сама не своя, я умудрилась не споткнуться на мраморных ступенях. Не помню, как я в своем дурацком платье втиснулась в душную кабину пикапа и мы поехали. Мама одолжила пикап у знакомой в своей церкви, которая краем уха слыхала о процессе и которой очень хотелось показать различие между истинными христианами и фальшивыми. По всей приборной доске были наклеены стикеры с надписью «Мистер Яак», освежитель воздуха, болтавшийся под зеркалом заднего обзора, пах кабинетом стоматолога. Маме удалось крутануть ручку стеклоподъемника, только навалившись на нее всем своим весом, да и то после этого стекло опустилось всего на дюйм, не больше.
На запруженных улочках в центре города она сосредоточенно дергала рычаг трансмизии, переключая скорости. Она недавно обновила водительские права и добросовестно останавливалась перед любыми знаками и так вот сосредоточенно и молча добралась до выезда на скоростную трассу. Но стоило нам оказаться на широченной полосе десятого шоссе, как поток автомобилей поредел и по обеим сторонам потянулись леса, мама расслабилась и заговорила о том о сем. О жаре. О зануде-судье. О желтой крышке унитаза в женском туалете. О свитере мизис Гарднер. Она не могла понять, кому придет в голову напялить свитер в августе. Почему-то ее это особенно взбудоражило. Не закрывая рта, она то и дело косилась на меня и осторожно выуживала пряди своих волос, всосанных ветром через щель в окне.
– То есть кому в голову придет встать утром и сказать: так, сегодня жуткая жарища, надо надеть кардиган!
Она посмотрела на меня, а я сидела, распластавшись на правой дверце.
– Вернись на землю, Мэделин, – сказала она.
«Вернись на землю, – подумала я, – вернись на землю!»
Я смотрела, как тени и солнечный свет играли в салки перед нами на черной дороге, как от их беспорядочной беготни, казалось, асфальтовая дорога растекается у нас под колесами. Я стала гадать, а что, если асфальт на обочине и впрямь тает или просто кажется тающим, и что, если перебегающие дорогу грызуны и насекомые завязнут в расплавленной массе, и не опасно ли вообще им передвигаться по этому шоссе. И мысленно предупреждала их об опасности, и отгоняла прочь жаб и кузнечиков, и мысленно создавая силовое поле по обеим сторонам шоссе, я ощущала мольбу во взгляде мамы, которой мое упрямое молчание причиняло чуть ли не физическую боль.
– Ау! К вам можно? – после длинной паузы сказала она и притворилась, что стучит согнутым пальцем в невидимое стекло. – Наш тинейджер еще спит?
Я привалилась головой к окну.
– Просто говорю, насколько непрактично носить это в такую жару. Это же непрактично, верно? – Она стала гладить пальцами руль. Она так долго не спускала с меня глаз, что пикап увело в сторону и он почти выскочил на встречку. – Просто скажи «да»!
Она вернулась на свою сторону шоссе и притормозила, а может, мотор забарахлил.
– Просто ответь мне «да, она в этом свитере выглядела странно». Можешь даже добавить «охрененно». Ты же тинейджер. Так что я стерплю. Скажи: «она выглядела охрененно смешно в этом свитере», а потом можешь сказать, что все эти ее показания, эта ее защита, или как это у них называется, по правде говоря, полная ахинея.
Я слышала, как шуршат ее ладони о пластиковую оплетку руля.
Мама добавила, уже с тревогой:
– Ты же сама считаешь, что это была полная ахинея, так?
Когда мне было лет одиннадцать или двенадцать, я нашла эту необычную неожиданную вещь у задней стены мастерской. Это была деревянная колыбелька, обернутая чистой полиэтиленовой пленкой, – я случайно ее нашла, когда что-то там искала. Колыбелька была раскрашена вручную и расписана белыми ромашками и голубыми сиренями, а еще рыбами с длинными плавниками, которые плавали среди цветов, точно золотые усмехающиеся черти. Она была заполнена полусгнившими дровами, мышиными какашками, засохшими жуками. Помню, я опять завернула ее в пленку и заложила сверху кусками асфальта, которые валялись там же. Я шуганула псов и пошла по своим делам, но потом, позже, в тот же день, когда я плыла в каноэ по мелководью или вытаскивала острые колючки у Эйба из лапы – а может, решала скучную задачку по математике, – у меня перед глазами вдруг вставал образ той колыбельки. Я видела, как въяве, грязные бока, разрисованные сиренями и рыбами, гнутые кленовые полозья, на которых, поскрипывая, качалась колыбелька взад-вперед, взад-вперед. И существо с лысой головкой, лежащее внутри и извивающееся, как червяк.
И я видела лицо, склонившееся над ним. И шепот, каким обычно укачиваю младенцев: шшш… шшш.
Дело в том, что у меня вообще не сохранилось никаких воспоминаний о маме в то время, когда коммуна еще не распалась. В моей памяти всегда были только Тамека и постоянно маячившая перед глазами гурьба подростков и взрослых – ноги в джинсах, ноги под юбками, – и признаюсь, да, мне хотелось хорошенько ее вспомнить, увидеть, как она качает младенца в колыбельке – в моем представлении, это была я. Но моя мама редко когда вспоминала меня в младенчестве. Конечно, у нее не было никаких фотографий, и однажды она хмыкнула и насмешливо сказала, что моим первым словом было «ва!». Она даже не рассказывала, как сама хотела меня назвать, когда вся коммуна общим голосованием выбирала для меня имя.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Роуз, Азра, Саманта и Лорен были лучшими подругами на протяжении десяти лет. Вместе они пережили немало трудностей, но всегда оставались верной поддержкой друг для друга. Их будни проходят в работе, воспитании детей, сплетнях и совместных посиделках. Но однажды привычную идиллию нарушает новость об строительстве элитной школы, обучение в которой откроет двери в лучшие университеты страны. Ставки высоки, в спецшколу возьмут лишь одного из сотни. Дружба перерастает в соперничество, каждая готова пойти на все, лишь ее ребенок поступил.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Заветная мечта увидеть наяву гигантских доисторических животных, чьи кости были недавно обнаружены в Кентукки, гонит небогатого заводчика мулов, одинокого вдовца Сая Беллмана все дальше от родного городка в Пенсильвании на Запад, за реку Миссисипи, играющую роль рубежа между цивилизацией и дикостью. Его единственным спутником в этой нелепой и опасной одиссее становится странный мальчик-индеец… А между тем его дочь-подросток Бесс, оставленная на попечение суровой тетушки, вдумчиво отслеживает путь отца на картах в городской библиотеке, еще не подозревая, что ей и самой скоро предстоит лицом к лицу столкнуться с опасностью, но иного рода… Британская писательница Кэрис Дэйвис является членом Королевского литературного общества, ее рассказы удостоены богатой коллекции премий и номинаций на премии, а ее дебютный роман «Запад» стал современной классикой англоязычной прозы.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.