История волков - [34]

Как же его звали? Кто послал его за нами вдогонку?

Что ему точно не понравилось, так это что над ним смеются маленькие девчонки. Он рассердился и, не скрывая этого, заорал:

– Вы что, обе свихнулись? Сойдите с дороги на фиг!

Потом он помолчал, успокоился. Обеими руками пригладил свои оленьи рожки, сначала один, потом другой, собрал волосы сзади в короткий конский хвостик. Потом наконец собрался с духом и выпалил то, что должен был нам внушить:

– Вы нарушаете всеобщие нормы позитивного мировосприятия, – и вздохнул.

– Мы везучие! – напомнила ему Тамека, постучав себя по везучему лбу. Дважды.

– Вы по уши в собачьих какашках! – поправил ее он.

Когда мне было двадцать шесть, я в хлам разбила свою машину. Я возвращалась в Дулут с похорон отца, резко затормозила перед тем, как объехать двух оленей на дороге, и врезалась в придорожный кедр. При ударе я разбила губу, но ничего больше не повредила. Меня отделяли от родительской хижины, наверное, мили две, три с половиной мили – от Лус-Ривера, и я все пыталась воспользоваться сотовым, хотя связь там была нестабильная, и я точно знала, что симку уже заблокировали за неуплату. Но я несколько раз включала телефон и умоляла про себя: «Ну пожалуйста!» Мимо промчалось несколько машин, и всякий раз, замечая вдали одну, я пряталась под лобовым стеклом. Мне не хотелось возвращаться в хижину. Не хотелось объяснять матери, почему я все еще не уехала, и когда те два оленя снова с опаской вышли из леса и, безмятежно опустив головы, принялись щипать траву на опушке, я достала из багажника свой рюкзак и зашагала по шоссе.

Я отправилась в путь около трех, а когда дошагала до первой бензозаправки, уже стемнело. Я топала в противоположную сторону от Лус-Ривера, держа курс на Беарфин, а это одиннадцать миль к северу.

Сначала я подсчитывала в уме предстоящие расходы, сочинив десяток разных планов, как одновременно оплатить ремонт машины, и телефонный счет, и починку сапог – пока шла по шоссе, я сломала каблук. Потом я устала обдумывать планы. То есть планы перестали приходить мне в голову. Автомеханик из Беарфина, который довез меня обратно к месту моей аварии, с ходу предложил семьсот пятьдесят долларов за мою разбитую машину, которую был готов купить на запчасти. Я взяла у него банкноты, сняла номер в мотеле, выбросила свой сотовый в реку за парковкой и на следующее утро купила подержанный ржавый мотоцикл. После чего из телефона-автомата в гараже я позвонила в магазин в Дулуте, где работала, и известила их об увольнении. Матери, у которой к тому моменту уже был стационарный телефон, я звонить не стала. Я решила: пусть думает, что я вернулась в Дулут.

До «городов-близнецов» по шоссе было часов шесть езды, и я всю дорогу убеждала себя, что мне нравится мой «Кавасаки» и я обожаю мчаться с ветерком. Но я ошибочно считала, что ехать на мотоцикле – все равно что на квадроцикле, и мне пришлось все время крепко сжимать руль, чтобы не угодить в кювет. Вот когда я поняла, как это утомительно быть байкером! Поэтому в Сент-Поле я продала свой байк другому автомеханику – у него был пирсинг в языке и в пупке, что я обнаружила позднее, когда стала с ним спать после того, как на вырученные от продажи «Кавасаки» деньги сняла квартиру в Миннеаполисе. Мне это нравилось – приводить механика в найденную по объявлению в «Старбаксе» квартиру-студию, которую я снимала с одной девчонкой. Мне нравилось крадучись заходить с ним в квартирку, в кромешной темноте по-быстрому и по-тихому трахаться с ним на матрасе, заменявшем мне кровать, а утром выпроваживать. Утром, в семь, моя соседка по квартире уже была на ногах: делала зарядку, занималась йогой – так она улучшала карму, – а потом убегала на собеседования в поисках работы.

Однажды я проснулась, а она как раз раздвигала шторы и тихо напевала, и спросонья назвала ее Патрой.

– Доброе утро, Патра, – сказала я, к своему немалому удивлению. Словно Патра было не имя, а некое ощущение, давно забытое, – и это давнее ощущение снова ко мне вернулось, и я испытала нечто сродни счастью. Моя соседка по квартире, Энн, приехавшая с фермы из Манитобы, где ее родители выращивали пшеницу, старательно игнорировала эту мою странность, как и многие другие мои странности вроде невидимки-бойфренда и пустого шкафа. Незадолго до того она сделала на лодыжке татуировку в виде сердца – это было самое отчаянное проявление ее бунтарства против строгих родителей-лютеран – и теперь сидела на ковре, напевая и протирая загноившуюся лодыжку детской влажной салфеткой. Только покончив с этой процедурой и выкинув салфетку в мусорное ведро, она удостоила меня ответом:

– Доброе утро, Линда!

Словно мы уже не обменялись этими любезностями пять минут назад, словно она могла приучить себя смириться с раздражающими особенностями моей натуры так, как другой мог бы смириться с чьей-то шепелявостью или с привычкой соседского ребенка обкусывать ногти.

– Доброе утро, Патра! – повторила я, желая вывести ее из себя, немного над ней поиздеваться.

Прошлой осенью, вскоре после того как мне исполнилось тридцать семь, я решила поискать Патру в Сети. Не знаю, почему мне пришло это в голову после стольких лет, но, когда такая идея возникла, я просидела за компьютером много часов в поисках ее следов. Она взяла фамилию мужа, поэтому ее не так-то просто было найти, но потом я вспомнила, что до нашего знакомства ее называли Клео. Я нашла некую Клео Маккарти, которая вполне могла бы быть Патрой, хотя сведений о ней было недостаточно. Помимо старых статей о том судебном процессе, которые мне не хотелось читать, я наткнулась на ее последний адрес – теперь она жила в Тусоне – и на кулинарный рецепт шариков из попкорна, посланный ею на сайт любителей домашней выпечки. Шарики липнут к пальцам, откомментировал один посетитель сайта. Разочарование! Потом я полазила немного по сайту Чикагского университета и в конце концов, ничего не найдя, решила вместо Патры поискать Тамеку. Ее я нашла сразу – и перед моими глазами предстала вся ее жизнь, словно она намеренно все подготовила к тому, чтобы я ее нашла: каждый этап ее биографии был изложен подробно и с множеством деталей, которые редко кто доверяет интернету. Тамека Луна Тревор окончила высшую школу искусств в Сент-Поле, поступила в Уэслианский университет, стала адвокатом по делам о завещаниях, вышла замуж за педиатра из «Врачей без границ» по фамилии Уэйн. У нее были две дочки-близнецы, увлекающиеся спортом, – я видела их фотографию – они играли в баскетбол. Все это опубликовал бюллетень выпускников Уэслиана. Она купила загородный дом в Эдине, штат Миннесота, в этом пригороде Миннеаполиса живут состоятельные семьи и базируется хоккейная команда «Хорнетс». Ее дом, судя по риелторским фотографиям, сделанным как раз перед тем, как она его купила, стоял на берегу искусственного пруда.