История вермахта. Итоги - [69]

Это письмо попало в руки гестапо, и Шверину было поставлено в вину, что он-де хотел сдать город. Но это вовсе не было его намерением. Он только просил о бережном обращении, в случае если город будет захвачен.

Ханс Рихард Баргштадт, штабной офицер при Шверине

Но все получилось иначе. Спасения для Аахена не было. Дубина войны уже со всей своей мощью нависла над историческим имперским городом. Мнимые усилия Шверина по мирной передаче города при более подробном изучении фактов и документов оказались придуманной им же самим, хотя и настойчиво распространяемой легендой послевоенного времени.

Как ясно следует из военных сообщений тех дней, командующий, убирая с улиц колонны беженцев, в большей степени заботился о свободе передвижений своих войск, чем о благе населения. А то, что Шверин первоначально отказался привести Аахен в нуж-пую боевую готовность, основывалось на том, что он просто не мог этого сделать. Большая часть его солдат находилась к этому времени на фронте. Таким образом, командующий общевойсковой частью в первой половине дня должен был исходить из того, что союзники прибудут в Аахен до основного контингента его собственной дивизии. Поэтому он, очевидно, предполагал быстрое взятие города американскими вооруженными силами, возможно, он даже одобрял за это.

Но в этот раз он ошибся в расчетах. Американцы абсолютно не собирались брать город. После изнуряющей погони предыдущих недель войска союзников, находясь на «линии Зигфрида» перед городом, которая внушала большие опасения, чем реальная преграда, намерены были сначала собрать новые силы.

Для Шверина это коренным образом меняло исходное положение. Если когда-то он думал без боя оставить Аахен, то теперь он коренным образом пересмотрел свои планы. Уже во второй половине дня его подоспевшие между тем войска заняли заданные оборонные позиции вокруг города. Аахен тем самым превратился по приказу командующего в театр военных действий.

Аахен отблагодарил меня за то, что я спас город от уничтожения…

Герхард Граф фон Шверин, 1975 г.

Население Аахена тут же почувствовало последствия этих акций. Чтобы сохранить военную мораль и дееспособность собственной армии, командующий посчитал необходимым требовать соблюдения жесткой дисциплины. Жители должны были быть изгнаны с улиц. а грабежи прекращены. Некоторые предоставленные сами себе граждане, в действительности, начали опустошать брошенные магазины или рестораны. При этом многие из них чувствовали поддержку администрации, которая предоставила материальные ресурсы города в их полное распоряжение или для полной распродажи, чтобы они не попали в руки агрессоров. Но солдаты дивизии, которые между тем были переброшены в город, действовали согласно полученной директиве. К примеру, они вытащили из винного бара в центре города аахенца, который как раз был готов опустошить бочку с вином в подвале.

Но в сети устроенных облав попали и любопытные, которые ничего общего не имели с подобными грабежами. Среди них были и два четырнадцатилетних молодых человека — Йоханн Херрен и Карл Швартц. Их попутчик Эгон Кох, который сопровождал их, может сегодня с уверенностью утверждать, что только любопытство привело обоих мальчишек к месту облавы. Но сыщикам в форме было все равно. Вместе с другими правонарушителями обоих парней доставили в военно-полевой суд при городской комендатуре. В то время как взрослые снова были освобождены, трибунал под председательством офицеров дислоцированного в этом населенном пункте гренадерского танкового полка приговорил обоих подростков к смерти через расстрел. По закону военного времени смертный приговор не требовал подтверждения более высокими инстанциями.

«Мальчишкам завязали глаза большими носовыми платками, — рассказывает очевидица тех событий Финни Крут. „Мама, мама, мама, — закричал Карл, я не хочу умирать, я ничего не сделал! Мама, я не хочу умирать!“ Тогда один солдат крикнул: „Огонь!“ — и они оба упали. Карл снова встал на ноги после этого и прошел еще несколько метров. За ним тогда побежал один молодой лейтенант и сказал: „Что, не хочется умирать?“ — и прекратил его страдания, сделав последний выстрел».

Почему против невиновных подростков была применена столь безжалостная твердость — и это в момент реальной внешней угрозы? Как связан акт произвола с развитием военных событий в Аахене? «В той крайней форме насилия, убийстве детей, — анализирует аахенский историк Кристоф Расс, который подробно изучил это случай, — в том, что выбирались самые молодые, состояло послание вермахта населению: господство снова вернулось, вермахт захватил власть в Аахене. Устрашающий эффект этих казней должен был выгнать людей с улиц и предоставить вермахту полную свободу действий». Армия нуждалась в этой свободе действий в предстоящей борьбе за город.

Могло ли все это происходить без ведома и согласия местного коменданта, который издал основополагающие для этого директивы? После войны Герхард Граф фон Шверин неоднократно уверял, что он ничего не знал о казнях. Но его уличили во лжи с помощью сообщения, которое он сам послал через один день после инцидента своему начальнику. «Я приказал, — сообщалось в этом собственноручно подписанном документе, — вынести изобличенным грабителям обвинительный приговор согласно законам военного времени. Это и произошло. Двое грабителей были расстреляны». Но это были не грабители, а двое юн нов, которые оказались не в то время не в том месте.