История упадка. Почему у Прибалтики не получилось - [134]

Публичные оскорбления по национальному признаку, ставшие, увы, для многих социальной нормой, осуществлялись всё с той же стратегической целью: вынудить русских «убираться в свою Россию». Цель эта осталась в общем не выполненной, и понятно поэтому, какая сейчас ситуация с единением и согласием в стране, четверть населения которой долгие годы официально называли «тиблой». Не скандинавская ситуация, прямо скажем.

Такое решение — сознательный раскол, даже если не брать во внимание моральную сторону вопроса, огромная стратегическая ошибка.

В противопоставлении эстонского большинства России и русскому меньшинству напрочь отсутствует знаменитый финский прагматизм, на который эстонские элиты так хотели бы равняться. Они очень хотят равняться на Финляндию, однако финляндизация в лексиконе правящих в Эстонии правых политиков — одно из самых страшных ругательств.

Финляндизация — это термин из языка антисоветских «ястребов» времен холодной войны. Сотрудничество с Советским Союзом в своих корыстных интересах в ущерб демократической солидарности всего Свободного мира, объединенного борьбой против «тоталитарного монстра». «Финляндизация», «рука Москвы», «русские идут», «красная угроза» и более поздняя «империя зла» — это всё понятия-архаизмы, экспонаты минувшей эпохи тех лет, когда в американских военных столовых висел плакат «лучше мертвый, чем красный». Однако постсоветская Прибалтика с её вымирающими народами и языками — это как раз тот заповедник, в котором этот реликтовый политический язык используется до сих пор. Угрозе финляндизации даже отведено отдельное место в «Стратегии сдерживания России» многолетнего лидера литовских консерваторов Андрюса Кубилюса (см. Приложение 2).

Правда, Литва — не Эстония, её национальной идеей не является стремление именно к финскому уровню развития и благополучия. Для Эстонии же — является. И несмотря на это, именно финляндизация вызывает у эстонских политиков почти животный страх, ассоциируется с новой, «скрытой оккупацией». «Одной из целей внешней политики России является усугубление противоречий между европейскими странами и их выведение на путь финляндизации. Устоять перед агрессивной политикой Москвы можно только путем укрепления единой политики», — заявил, например, председатель Комиссии по иностранным делам Рийгикогу Марко Михкельсон (Союз Отечества и Res Publica), выступая в 2014 году на одном из международных мероприятий. Опыт самой Финляндии как раз доказывает, что никакой угрозы независимости стратегическое партнерство с Россией не несет: наоборот, оно укрепляет эту независимость, предоставляя ресурсы для более мощного социально-экономического развития. Но эстонцы всё равно уверены, что финны «променяли свободу на колбасу». И при этом стремятся быть Финляндией. Как говорится, «рекбус, кроксворд». Впрочем, такое расщепление сознания, геополитическая шизофрения — обычное дело для прибалтийских элит.

Отсутствие прагматизма и иррациональность своей политики понимают и в самой Эстонии, поэтому объяснения существующего там «русского вопроса» часто сводятся к просьбам понять и простить особенности национальной психологии.

«Опыт в Советском Союзе очень драматичен для эстонцев, так что любое продвижение русского меньшинства, любые уступки воспринимаются как угроза существованию эстонского народа. Люди боятся, что вернутся времена русификации и случится нечто плохое, — говорит, например, аналитик Института политических наук и управления при Таллинском университете Тынис Саартс. — Разумеется, это не очень рационально, но всё равно люди думают, что русская угроза реальна или что русское меньшинство недостаточно лояльно. Эти опасения широко распространены».

Доля русского населения в Эстонии составляет примерно 28 % — после Латвии это самое большое количество национального меньшинства в стране — члене ЕС. И это меньшинство относится не к какому-то малому исчезающему народу, а к самой большой этнической группе в Европе — немногочисленной и вымирающей, наоборот, является как раз титульная нация. Это, а также то, что Эстония с Латвией неоднократно входили в состав России, объясняет иррациональное, болезненное отношение латышей и эстонцев к России и русским, сравнимое разве что с комплексом неполноценности и желанием самоутвердиться в своем вновь появившемся национальном государстве.

Объясняет, но не оправдывает. Эстонское население и государственная власть Эстонии своими действиями сами создают нелояльную «пятую колонну», которой они так боятся. Они последовательно лишают себя всех выгод от экономического сотрудничества с гигантским восточным рынком, с помощью которого Финляндия превратила себя в одну из ведущих экономик мира.

Экономическая и политическая география в зависимости от выбранного курса могут быть и «геополитическим проклятьем», и «золотой жилой». Эстония, вопреки своим потугам считаться северной страной, присоединилась к группе восточно-европейских стран, которые считают соседство с Россией «геополитическим проклятьем». Фактически пророческим оказался «бородатый» анекдот про эстонца и золотую рыбку. Поймал как-то эстонец золотую рыбку, говорит ему рыбка человеческим голосом: «Отпусти меня, эстонец, любые три твоих желания исполню». Эстонец разозлился, схватил рыбку за хвост, бьет её головой о камень и приговаривает: «Не надо говорить со мной по-русски!».