История упадка. Почему у Прибалтики не получилось - [120]

Последние в Латвии тоже есть, их организация называется непроизносимо длинным именем Национальное объединение «Всё для Латвии/Отечеству и Свободе — Движение за национальную независимость Латвии». В просторечии ВЛ/ОС-ДННЛ именуются просто «нацики». Эмблемой ВЛ/ОС-ДННЛ являются латышские народные узоры, в той или иной степени напоминающие гитлеровскую свастику.

В 1997–1998 годах лидер Движения за национальную независимость Гунтарс Крастс был премьер-министром Латвии — при нем день памяти Латышского легиона СС 16 марта стал официальной памятной датой республики.

Дважды ультраправые возглавляли Сейм Латвии. Второй раз — в наши дни: действующим председателем латвийского парламента является депутат от Национального объединения Инара Мурниеце.

В 2000-х годах популярность национал-радикалов в Латвии резко пошла на спад. Но вместе с кризисом 2008 года в Национальное объединение пришла и «свежая кровь»: молодежная организация «Всё для Латвии» с её юным лидером Райвисом Дзинтарсом, обладающим внешностью типичного скинхеда. Наследники карательной команды Виктора Арайса прославились в публичном пространстве страны, например, заявлением, что «евреи… жиды и цыгане — они нечеловеки». Так в 2007 году заявил активист движения «Всё для Латвии» Андрис Йорданс, который признал «идеальным вариантом» проведение этнических чисток и уничтожение этих людей, а на вопрос о готовности лично участвовать в расстрелах «нечеловеков» дал положительный ответ и пояснил: «Если у человека гангрена, то вы попытаетесь её лечить или сразу отрежете? Если гангрена в населении, то это надо отрезать».

Верховный суд Латвии по «делу Йорданса» вынес оправдательный приговор, отказавшись признавать его слова разжиганием розни. На выборах 2010 года «Всё для Латвии» прошло в 10-й Сейм в составе Национального объединения (7,67 % голосов), после досрочных выборов 11-го Сейма в 2011 году (13,88 % голосов) вошло в правящую коалицию и правительство, а по итогам выборов 12-го Сейма (16,61 %) в 2014 году «нацики» получили пост спикера Сейма.

При сохранении этой динамики Национальное объединение через 6–9 лет станет главной правящей партией в Латвии, а Райвис Дзинтарс получит пост премьер-министра.

И никаких «красных линий» в вопросе сотрудничества с откровенными фашистами ни у политического класса Латвии, ни у «титульного» электората не возникает.

в) Курс на интеграцию в западные структуры

С момента обретения независимости Латвия взяла курс на интеграцию в Евросоюз, ВТО и НАТО с одновременным разрывом всех связей на пространстве бывшего СССР. В 1998 году было подписано Соглашение об ассоциации и зоне свободной торговли Латвии с ЕС, в 1999 году Латвия вступила во Всемирную торговую организацию, в 2004 году — в НАТО и Евросоюз.

Открытие своего маленького рынка глобальной экономике не сопровождалось никакими протекционистскими мерами — Латвия, как и другие балтийские страны, согласна была вступить в ЕС на каких угодно условиях — лишь бы взяли. Результатом такой политики стала катастрофа национального производства — экономическая интеграция на запад при разрыве экономических связей с постсоветским пространством уничтожила большую часть латвийской промышленности. При этом на открывшихся западных рынках продукция латвийского экспорта оказалась неконкурентоспособной.

Поэтому «экономическое чудо» в Латвии первые годы после евроинтеграции ещё продолжалось за счет инерции от успешных структурных реформ начала 90-х годов и «шальных кредитов» от скандинавских банков, устремившихся в страну после 2004 года. Однако кризис 2008 года обернулся для Латвии национальной катастрофой: после самого болезненного в мире коллапса экономики продолжавшаяся долгие годы эмиграция населения сменилась повальным бегством безработных из страны. Темпы «эвакуации» были и остаются беспрецедентными в мировом масштабе (см. главу I).

Однако депопуляция, эмиграция и разрушение экономики также являются питательной средой для поддержания режима латышской этнократии. Этнократический строй в Латвии процветает не на успешности страны, а на её упадке.

Во-первых, из страны уезжают все «буйные» — молодые, энергичные и экономически активные. Если бы границы ЕС не были открыты и не было бы возможности уехать, эти люди неминуемо призвали бы правительство к ответственности за экономическое положение страны. В любом случае при безработице каждого четвертого жителя страны с избыточным для примитивной латвийской экономики трудоспособным населением нужно было бы что-то делать, иначе оно бы снесло правительство. И мантры про «спасение латышскости» здесь бы не помогли. А так нет людей — нет проблемы. «Буйные» уезжают, за экономику всерьёз приниматься не нужно, а для остающегося всё более пожилого электората достаточно разговоров о «русской угрозе», «спасении латышской нации, её языка и культуры», «50 годах оккупации», «имперских амбициях России» и строительстве «латышской Латвии».

Во-вторых, деиндустриализация обезопасила латвийский политический класс от сильного профсоюзного движения. На уничтоженных фабриках и заводах работали по большей части советские иммигранты, ставшие в 1991 году «неграми». Рабочий коллектив мог бы стать основой для их политической самоорганизации: несложно догадаться, что эти люди были бы настроены радикально оппозиционно не только по отношению к правительству, но и по отношению ко всему общественно-политическому строю. Уничтожив промышленность, латышская этнократия гарантировала себе сохранение власти и продолжение своего курса. Этот курс был самым правым среди балтийских государств: если в постсоветских Литве и Эстонии у власти время от времени находились социал-демократы и центристы, то все латвийские правительства были исключительно праволиберальными.