История упадка. Почему у Прибалтики не получилось - [117]

После событий у Вильнюсской телебашни на улочках Старой Риги стали возводить баррикады, чтобы не допустить захвата советскими войсками основных органов власти, базирующихся в историческом центре. Однако союзный Центр и коммунистическое руководство республики, несмотря на провал в Вильнюсе, попытались повторить в Риге аналогичную попытку вернуть контроль над страной: 20 января 1991 года рижский ОМОН атаковал здание МВД Латвии. Погибли пять человек. Центробежные настроения в республике это кровопролитие только подтолкнуло: на референдуме 3 марта 73 % избирателей (от 87,5 % пришедших на выборы) высказались за демократическую и независимую Латвию. Окончательно страна обрела независимость после провала августовского путча ГКЧП.

Значительный вклад в дело восстановления латвийской государственности внесли русские и русскоязычные: многие из латвийских русских, принявших участие в голосовании в марте 1991 года высказались за независимость Латвии, что обеспечило сторонникам выхода республики из СССР внушительный перевес в голосах.

А уже в октябре 1991 года абсолютное большинство русскоязычного населения Латвии было лишено гражданства и всех полагающихся с ним прав. Именно с этого факта, по сути, началась Вторая Латвийская республика.

3. Вторая республика: латышская этнократия на марше

Как можно было не обещать?!

Эйнарс Репше, экс-премьер-министр Латвии

Теория оккупации и восстановленная государственность стали основой основ постсоветской Латвийской республики. Принципиальная позиция латвийского руководства, как и у всех балтийских стран: в 1991 году в Латвии не возникло, а возродилось независимое государство, которое юридически существовало все «50 лет оккупации». Главное доказательство последнего довода — непризнание некоторыми западными странами «де-юре» законности вхождения государств Прибалтики в состав СССР.

Опираясь на этот факт, идеологи/архитекторы постсоветской Латвии сделали фантастический вывод, что свободная Латвия существовала все «проклятые десятилетия» советского периода, просто она, как спящая красавица из сказки Шарля Перро, пребывала всё это время в летаргическом сне, одурманенная чарами «оккупации».

И те 50 лет, пока она почивала, для пробудившейся Латвии вырезаны из памяти — они для нее будто не существуют.

На официальном уровне всё это называется «континуитет».

Принцип континуитета был воплощен в Латвии наиболее детально среди трех балтийских стран. Страна восстановила действие Конституции 1922 года, и понятие «ядро Сатверсме» (ядро Конституции) стало одним из важнейших символов старой/новой государственности — даже местная контрразведка при президенте страны называется не как-нибудь, а Бюро защиты Сатверсме.

В Латвии скрупулезно восстановлена досоветская система органов власти: Сейм, парламентская форма правления, избирательная система, суды. Все политические процессы, электоральные циклы отсчитываются с 1918 года с перерывом в 50 лет в 1940–1991 годах. Первый после провозглашения независимости парламент страны (Народный Сейм 1940 года и Верховный Совет Латвийской ССР, избранный в 1990 году, парламентами считать не стали) был назван Пятым Сеймом, то есть Сеймом пятого созыва.

В своем стремлении буквально воспроизвести старый режим пришедшие к власти политики даже избрали в парламенте первым президентом восстановленной республики Гунтиса Улманиса — внучатого племянника предвоенного диктатора Карлиса Улманиса. Конечно, это избрание было не совсем логично: неизбежно возник вопрос, продолжением какой именно досоветской Латвии считает себя Латвия постсоветская: парламентской демократии 1918–1934 годов или авторитарного режима 1934–1940-го? По вновь введенной в действие Конституции, отмененной в своё время Улманисом, выходило, что парламентской демократии.

Однако не менее веский довод считать Латвию-2 преемницей довоенной правой диктатуры, а никак не демократическим государством, вытекает из доктрины «латышской Латвии», которая была провозглашена официально именно после антиконституционного переворота Улманиса и возрождена после 1991 года, а также из важнейшего следствия доктрин «советской оккупации» и континуитета — института восстановленного гражданства.

В соответствии с двумя фундаментальными основами второй Латвийской республики гражданство страны получили только те, кто жил в Латвии до 1940 года, а также их потомки. Таким изящным решением новая власть единовременно сделала «людьми второго сорта» всех жителей страны, приехавших в Латвию в советское время, — больше трети населения.

Все реально работавшие в постсоветской Латвии демократические институты необходимо оценивать с поправкой на этот факт. Да, в Латвии регулярно проходили выборы в Сейм, на них была свободная политическая конкуренция, по их итогам менялись правящие партии и составы правительств, наконец, с 1991 года по самым разным вопросам в Латвии было проведено 8 референдумов. Однако от всего этого праздника народовластия был отлучен каждый третий совершеннолетний человек в стране.

Как уже говорилось, первые несколько лет для «неграждан» вовсе не существовало возможностей натурализоваться и стать гражданами, затем несколько лет существовали «окна натурализации», вводившие ограничения на получение латвийского гражданства, действовала дикая практика наследственного «негражданства», когда дети «негров» (так в просторечии называются «неграждане» в среде латвийских и эстонских русских) тоже рождались «неграми». Последовательной и всесторонней дискриминацией новая власть вынуждала советских иммигрантов паковать чемоданы и «убираться в свою Россию».