История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ - [79]

Тем временем коалиция крошилась на куски и, как в первый период правления Брандта, держалась лишь за счет внешнего давления. Первым отказался прикрывать Вилли Брандта Гербер Венер, который перешел к открытой критике канцлера. По-настоящему оба никогда друг друга не любили. Венер все еще видел в Брандте легкомысленного человека, которому всегда выпадало счастье и политике, как и в личной жизни, в то время как ему самому приходилось экономить каждую копейку и очень много работать. Венер поддерживал Брандта до тех пор, до которых тот служил «делу». Но продолжал ли канцлер делать дело? По мнению Венера, недостаточно энергично.

На самом деле, психическое состояние Брандта внушало опасения. Выражение его лица напоминало маску, он постоянно имел отсутствующий вид. Кто-то впервые его назвал «Вилли Вольке»[31]. В качестве одной из причин своего состояния Брандт в более поздних интервью называл медицинский запрет на курение. Советник канцлера Гюнтер Грасс вспоминает, что этот запрет он соблюдал строго, но это было для него мучительно. Во время одного из визитов на холм Венусберг его отвели в сторону и шепотом попросили, чтобы он не курил в присутствии канцлера. Брандта не хотели вводить в искушение. Кроме того, он не должен удивляться тому, что ему не предлагают никаких алкогольных напитков.

Без никотина Брандт, который был заядлым курильщиком в течение 40 лет, испытал резкий спад работоспособности. Всего этого не случилось бы, будь у него сигареты, убеждал он позже своих собеседников. Однако вряд ли лишь запрет на курение так изменил канцлера. Окружение Брандта было знакомо со срывами и глубокими депрессиями, которые то и дело его преследовали. За ночь он мог внезапно почувствовать себя плохо, канцелярию информировали об этом, а все встречи отменяли. «С ним никому не разрешено было говорить… Газеты писали, что Вилли страдает от тяжелой простуды», — вспоминает его жена Рут. Сам Хорст Эмке, который многократно вытаскивал канцлера из его тяжелого состояния словами: «Давай, Вилли, подъем! Нам надо править!» Но в этот раз Эмке не пускали к нему. Дело выглядело очень серьезным.

В конце мая Венер решился встретиться с главой государства и правящей партии ГДР Эрихом Хонеккером. Первые полосы «Новой Германии» украшала фотография послеобеденного разговора Хонеккера и Венера «тет-а-тет» за чашкой кофе и пирогом на озере Вандлитцзее. Брандт, знавший о поездке Венера, никак его не поддержал. Когда после возвращения его призвали к ответу, он жалобно ответил: «Он не сказал ни слова! Ни слова…»

Таинственность, с которой председатель фракции устроил свое путешествие в Восточную Германию, спровоцировала различные кривотолки и спекуляции. Может быть, дело пахнет братанием бывшего коммуниста Венера со своим единомышленником? На самом деле Хонеккер и Венер решали проблему воссоединения семей. Хотя договор об основных положениях воссоединения семей был подписан, на практике дело застопорилось. Венер опасался, что правительство предоставило «восточную политику» самой себе. Он не раз говорил об этом, но не смог привлечь внимание правительства к этому вопросу. Лишь когда лидер фракции начал открыто ругать канцлера, покатилось эхо его слов.

24 сентября 1973 года Венер полетел с делегацией немецкого бундестага в Москву. Журналисты встретили его вполне доброжелательно и готовы были идти навстречу. Охотно и подчас даже по собственной инициативе он делился сведениями о политике своего правительства и, прежде всего, о канцлере. Одна его фраза произвела фурор: «Номер один» «погружен в себя» и «лишен энергии». Венер сообщил изумленной публике, что канцлер любит купаться в прохладной воде с пеной.

По иронии, Брандт получил обрушившийся на него из Москвы залп со стороны Венера, находясь с визитом в США. Он выступил в Нью-Йорке с речью перед ООН и в этот период узнал последние сведения из Москвы. «Он должен убираться!» — вспылил канцлер.

Однако слова остались словами, пусть и жесткими. Брандт не хотел доводить дело до противостояния внутри партии. Внешне Венер и Брандт поддерживали лояльные отношения, но в личных отношениях царил ледяной холод. Когда дело доходило до обмена мнениями на холме Венусберг, Венер и Брандт сидели час за часом, не произнося ни слова, погруженные в свои мысли перед наполненными бокалами с красным вином, словно участвовали в чемпионате по молчанию. Наконец Венер поднимался, чтобы пожелать «доброй ночи», как он сам позже меланхолически замечал. Рут Брандт ожидала конца «разговора» и спрашивала мужа, как все прошло. «Он спрашивал меня, не хочу ли я попробовать объединиться с ним еще раз».

Слова Венера в Москве были больше, чем просто расторжение партийной верности. Постамент, на котором находился канцлер Брандт, начал шататься. Вальтер Шель открыто раздумывал над сроком расторжения коалиции с СДПГ и после того, как президент ФРГ Густав Гейнеманн объявил о том, что не останется на второй срок, Шель заявил о смене курса. «Подлая торгашеская душонка, — пробормотал оскорбленный Брандт, когда узнал об этом. Кроме того, пресса, бывшая до сих пор верной сторонницей Брандта, сбросила своего любимца с пьедестала. Летом 1973 года газета «Цайт» открыто насмехалась: «Канцлер поселился наверху на высоком постаменте, далеко от суеты мерзкого мира внутренней политики». В декабре «Шпигель» посвятил канцлеру на 60-й день рождения такие строки: «Канцлер в кризисе — монумент рушится». На иллюстрации было видно голову памятника Брандту, исчезающую в облаках. Теперь канцлер выступает только с эстетическими речами для интеллектуальной публики, говорилось в статье, а низины ежедневного труда политика он совсем забросил. Но немедленного разрешения требовали как раз насущные политические проблемы. В результате Йом-Киппурской войны (1973) арабские государства-экспортеры нефти объявили бойкот Западу, который поддержал в войне Израиль. Цены на нефть взлетели до невиданных высот. Правительство ФРГ попыталось преодолеть проблему, объявив четыре воскресенья в ноябре и декабре 1973 года «свободными от машин». Более серьезными последствиями кризиса стали психологические. Право на пользование автомобилем, символизирующее свободу и прогресс, было урезано. Это был намек на давно забытую систему нормирования и регламентирования военных и послевоенных лет, что вызвало взрыв в обществе. Нужен был человек, который сможет преодолеть кризис. Справится ли в этой ситуации Брандт?