История Трейси Бикер - [13]

Луиз неуверенно хихикнула.

– Нарисуй теперь, как ты представляешь себе маму и бабушку в виде ангелов, – сказала Кэм.

Луиз взялась за дело, но она рисовать тоже не очень умеет, поэтому все время зачеркивала то, что получилось.

– Глупость какая-то! – сказала Луиз и бросила блокнот.

А я догадалась, что у Кэм на уме. Вот я бы классно нарисовала маму и бабушку Луиз в смешном ангельском наряде. Вот так, например:

– Давайте я вам нарисую, мисс! – Макси схватил ручку. – Я нарисую себя в виде ангела, и у меня будут громадные крылья, я смогу летать как самолет – у-у-э-у-у! У-у-э-у-у!

Он гудел как самолет все время, пока ри-совал.

Тут все наши стали рисовать по очереди, даже старшие. Я подошла поближе и вытянула шею, чтобы рассмотреть рисунки. По-моему, выходило у них не очень художественно.

А я точно знала, что нарисую, если она меня попросит. Уж не какого-нибудь дурацкого – ангела.

Тут Кэм подняла голову и встретилась со мной взглядом. И предложила, небрежно так:

– Хочешь тоже попробовать?

Я слегка дернула плечом, как будто мне вообще-то все равно. Потом подошла еще ближе, очень медленно, и протянула руку за шариковой ручкой.

– Это Трейси, – влезла Дженни. – Та, что хочет стать писательницей.

У меня опять заполыхали щеки.

– Что, она? Да ты шутишь, наверное! – сказала Жюстина.

– Перестань, Жюстина, – укорила ее Дженни. – Трейси уже очень много написала у себя в дневнике.

– Так это все ерунда всякая, – сказала Жюстина. И быстро сунула руку мне под свитер, где я хранила свой дневник. Я ее хотела отпихнуть, но не успела. Жюстина выхватила книжечку.

– Отдай! – завопила я.

– Говорю же, ерунда одна, вот послушайте! – Жюстина раскрыла мой дневник и начала читать противным писклявым голосом: – «Жила-была девочка, звали ее Трейси Бикер, это очень глупо звучит, и ничего удивительного, потому что я и есть дура, и в постель по ночам писаюсь, и… Ой-ёй-ёооооооо!

Дальше все было немножко суматошно. В общем, дневник я отняла. А нос Жюстины превратился в симпатичный ярко-красный фонтанчик. Я была рада, рада, рада! Она бы у меня вся кровью облилась, только Дженни меня оттащила и еще Майка позвала. Они меня отволокли в «комнату для раздумий». Правда, настроение у меня было совсем не задумчивое. Я орала так, что чуть не охрипла. Когда Дженни пришла меня успокаивать, я все равно орала. Потом Дженни ушла и пришел кто-то другой. Я сначала не видела, кто это, потому что зажмурилась – так орать удобнее. Потом чуть-чуть приоткрыла глаза и разглядела джинсы, футболку и растрепанные волосы… Я поняла, что это Кэм Как-ее-там, и меня сразу в жар бросило. Ну правда, я вся горела, прямо как Жанна д’Арк младшего школьного возраста.

И вот я визжу как не знаю кто, а она стоит и смотрит. Когда Дженни или Илень меня видят, это ничего. Они привыкли. В детском доме все хоть иногда да устраивают истерики. Со мной это не раз случалось, если честно. А при ней как-то неловко орать как ненормальная.

Но я все равно не перестала. Какая разница – Кэм все равно уже меня увидела. И услышала. Она не пробовала меня остановить, не успокаивала – просто стояла. И с таким ужасным выражением лица – невозможно смотреть. Как будто она меня жалеет.

Нет уж, этого я не стерплю! Я ей сказала, чтобы она ушла. То есть это если прилично выразиться. Вообще-то я ей наорала разных грубостей. А она только плечами пожала, кивнула и вышла вон.

А я осталась визжать и ругаться в одино-честве.

Ну ничего, сейчас я уже в норме. Из «комнаты для раздумий» меня выпустили. Я там долго просидела, мне даже ужин туда принесли на подносе. А сейчас я у себя в комнате, пишу, прямо остановиться не могу. Видно, все-таки никуда мне не деться, придется стать писательницей. У меня уже от писанины шишка на пальце. Вот посмотрите.

Я раньше играла в такую дурацкую игру, как будто мои пальцы – это целое семейство. Мама-пальчик, папа-пальчик, старший братик Фредди-пальчик, хорошенький младший Мизинчик и еще большой палец – это был младенец. Я себе устраивала с ними целое представление, водила их гулять на высокий холм-коленку, вверх-вниз, а потом укладывала спать в носовом платке.

Малышке Камилле эта игра страшно нравилась. Я изображала, как будто пальцы с ней разговаривают тоненькими голосами и по очереди стукают ее по носику, а она так заливалась, что вся подпрыгивала от смеха. Я так скучаю по Камилле!

Ой. Вдруг в голову пришло. Кэм – это случайно не уменьшительное от «Камилла»?

Приятно было увидеть за завтраком, что у Жюстины нос распух и заклеен пластырем.

Так ей и надо! Воображала несчастная, думает о себе невесть что. А на самом деле – ничего особенного. Честное слово, не понимаю, что Луиз в ней нашла. Если бы я была Луиз, подружилась бы лучше с Трейси Бикер.

Самое противное, что я первая задружилась с Жюстиной. Она появилась у нас однажды под вечер, вся такая печальная и унылая, потому что ее мама сбежала с каким-то типчиком, а Жюстину и двух ее братиков бросила на папу – пусть справляются сами как могут. А папа справляться не смог, и детей забрали в опеку. Братьев – в приемную семью на короткий срок, потому что с ними хлопот не много, они еще груднички. А Жюстину те приемные родители не взяли – решили, с ней трудно будет.