История сыска в России. Книга 2 - [23]

Принимая засим во внимание, что существующие в Берлине крайне трудные условия для наружного наблюдения вынуждают заведующего агентурой нанимать три конспиративные квартиры, уплачивать расходы по наблюдению и удовлетворять массу мелочных затрат… не признаете ли возможным увеличить эту статью бюджета до 1200 марок ежемесячно…”

Под буквой В. здесь скрывается комиссар берлинской полиции Wiener, который по приказу самого Вильгельма состоял в непосредственной связи с русской политической агентурой в Германии и от которого не должно было быть никаких тайн. Как опытный провокатор, Гартинг-Ландезен прежде всего обратил внимание на организацию в Берлине внутренней агентуры, и им был завербован в начале 1902 года такой ловкий и опасный предатель, как секретный сотрудник, получивший кличку Ростовцев, студент Берлинского университета Житомирский, которому с марта этого года было положено жалованье в 250 марок в месяц. Житомирский еще до поступления к Гартингу служил в немецкой полиции, куда его поместил немецкий агент, и только вследствие трогательного симбиоза немецкой и русской полиции Житомирский был переуступлен Гартингу. В 1902 году директор Департамента полиции Зволянский докладывает товарищу министра внутренних дел князю Святополк-Мирскому, что со времени поступления на службу Ростовцева сообщения берлинской агентуры сделались особенно содержательны и интересны.

Тот же Зволянский в том же 1902 году докладывает, что в Берлине сосредоточено весьма значительное число русских революционеров, постоянно посылающих в Россию транспорты нелегальной литературы, и существует под руководством старого эмигранта Ефима Левитана кружок народовольцев. Исключительно озабоченный возможностью организации террора в России…

Понятно, что столь блестящая деятельность Гартинга-Ландезена была соответственно вознаграждена.

К берлинской агентуре и к ее главе Гартингу мы еще вернемся в дальнейшем, а теперь снова переходим к центральной фигуре первого периода истории заграничной агентуры Петру Ивановичу Рачковскому.

Деятельность Рачковского за время его семнадцатилетнего пребывания на посту заведующего русской заграничной агентурой не ограничивалась, как мы уже знаем, лишь борьбой с русскими революционерами-эмигрантами. Он был умный, энергичный и честолюбивый человек, и его замыслы поднимались гораздо выше влиятельного, но скромного поста начальника за границей русских провокаторов и иностранных филеров.

Рачковский сумел завязать тесные связи и интимные знакомства не только с представителями иностранных полиций, но и с влиятельными общественными деятелями — с депутатами и с министрами, особенно во Франции; мы уже упоминали о его сношениях с Флурансом, Констаном, о его дружбе с Делькассэ и с самим президентом Лубэ; рассказывали, что в президентском дворце Лубэ предоставил Рачковскому особую комнату, где глава российского полицейского сыска останавливался запросто, когда приезжал в Париж.

Рачковский жил под Парижем в Сен-Клу, где занимал роскошную виллу и задавал Лукулловы пиры своим французским и иностранным друзьям, своим петроградским покровителям.

Можно утверждать, что в заключении Франко-русского союза Рачковский играл большую роль, доселе еще недостаточно выясненную. Знаменитое дело с организацией мастерской бомб в Париже, провоцированное Ландезеном, конечно, по указанию Рачковского и повлекшее за собой в 1890 году арест, высылку и тюремное заключение для многих русских революционеров, живших в Париже, дело, в котором французское правительство проявило по отношению к русскому самодержавию необычайную предупредительность и угодливость, несомненно ускорило заключение Франко-русского союза.

К сожалению, мы не можем здесь останавливаться на политической деятельности Рачковского. Скажем только, что именно эта политика и повлекла за собой отставку его. Суммируя рассказы нескольких компетентных лиц об этой стороне деятельности Рачковского за границей, приходим к заключению, что отставка эта была вызвана следующими обстоятельствами: Рачковский имел большие связи в католическом мире, не без некоторого посредства и влияния своей жены — француженки и ярой католички; на его вилле в Сен-Клу часто бывали и Monseigneur Charmetain, и влиятельнейший pere Burtin, личный друг кардинала Рамполлы. Рачковский давно уже, при посредстве своих агентов, вел наблюдение за кардиналом Ледоховским, главой католиков польских националистов, тянувших к Австрии.

Рачковский же, конечно, все время работал для французской ориентации. В этой политике было заинтересовано и высшее начальство, и в 1901 году Рачковский дает роскошный обед в одном из аристократических парижских кафе, где был завсегдатаем и где все лакеи почтительно звали его general russe. На обеде присутствовал приехавший из Петербурга директор департамента духовных дел иностранных вероисповеданий Мосолов, специально вызванный для свидания с Мосоловым папский интернунций в Гааге Mons Tarnassi, Mons Charmetain и pere Burtin. На обеде обсуждался вопрос о проведении на папский престол, в случае ожидавшейся в ближайшем будущем смерти папы Льва XIII, кардинала русско-французской ориентации (Рамполла).