История советской фантастики - [26]

Сталин же сделал из короткого разговора с президентом собственные выводы. Растерянность Трумэна и его непонятно легкое признание факта появления у США новой сверхмощной бомбы Сталин расценил как самое убедительное доказательство его подозрений: Штаты действительно имеют свои виды на историческую мечту советского народа Луну и не собираются от них отказываться. (Забавно, но Сталин в тот раз перехитрил сам себя и сам невольно спровоцировал реальное создание Лунного проекта США. Тема Луны, до тех пор не возникавшая в Конгрессе, после отчета экспертов неожиданно всплыла, и часть оборонных ассигнований было на всякий случай отпущена закрытому институту Вернера фон Брауна, который ныне работал на американцев и которому до того случая практически не выделяли средств на полноценные исследования такого масштаба.)

С этого момента и началась первая фаза изнурительной «холодной войны» бывших союзников по антигитлеровской коалиции.

Между тем, угрожающие фразы Сталина насчет «наших сил и технических возможностей» были блефом чистейшей воды. К лету 1945 года больше половины служб второго авиационного Наркомата было еще не расконсервировано, а опыты, начатые конструкторами до войны, пока не давали должных результатов. К тому же «Комета» — экспериментальная модель навесного реактивного двигателя средней мощности — просто-напросто взорвалась во время первых же ходовых испытаний, разнеся только что выстроенный новенький стартовый комплекс на островном полигоне в Городомле. Берия, назначенный курировать одновременно и Курчатова, и Королева, метался между двумя полигонами, устраивая ведущим инженерам изнурительные проверки на лояльность. У курчатовцев дела шли сравнительно неплохо, а Королев мог пока только предъявлять взору куратора многостраничные отчеты и искореженные обломки «Л-1». Два завода в Первоуральске готовы были в любой момент начать сборку ракетного снаряда, но из четырех сотен комплектующих капсулы по-настоящему было разработано и опробовано на стендах только четырнадцать не самых важных узлов — да и те на полигоне показывали крайне посредственные результаты. До старта было так же далеко, как и до самой Луны…

Пожалуй, один только Степан Кургузов деятельно выполнял и перевыполнял свои обязательства перед «Проектом-К». Если бы то, о чем трубили в своих романах его подопечные фантасты, в самом деле вошло в строй или хотя бы дошло до стадии промышленной обкатки, то Луну можно было считать космическим «филиалом» СССР со всеми вытекающими отсюда последствиями. Благодаря Кургузову и его Секции население уже подготовилось к тому, что задача освоения спутника Земли будет не сегодня-завтра просто вписана в планы текущего дня, станет рядовым техническим фактом пятилетки. К концу 40-х многие читатели в СССР искренне полагали, что наша лунная программа давным-давно начата, идет полным ходом, и граждан пока не информируют лишь из соображений секретности. Эти умонастроения в обществе хорошо отразил, например, тогдашний роман А.Полещука «Падает вверх»: в нем гражданам советской страны в один прекрасный день просто объявляли, как о чем-то само собой разумеющемся, что наши космонавты не первый год летают на Луну и что у нас там выстроено уже несколько баз.

И А.Полещук, и прочие члены кургузовской Секции своими книгами старались укрепить читателей в сознании, что их фантастика правдива в этом главном, — вполне возможно, некоторые из авторов постепенно и сами уверились в этом. На такого рода идеологической «базе» и была начата в конце 40-х годов так называемая «борьба за приоритеты» — шумная пропагандистская кампания, в которой фантасты, увы, не могли не оказаться в первых рядах. В печально знаменитом постановлении ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» (14 августа 1946 года) указанные издания обвинялись в «низкопоклонстве перед Западом». Официальной причиной разгрома этих журналов считалась публикация в них произведений «хулигана и пошляка Зощенко» и стихов Ахматовой, «типичной представительницы чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии». Истинная же причина была совсем в другом. По сути, постановление от 14 августа было первым серьезным предупреждениям ленинградским писателям, которые, в отличие от москвичей и множества провинциалов, еще недостаточно активно включились в «идейную борьбу» и недостаточно часто обращались к «лунному» жанру в научной фантастике. «Как могло случиться, — говорилось, в частности, в постановлении, — что журналы „Звезда“ и „Ленинград“, издающиеся в Ленинграде, городе-герое, известном своими передовыми революционными традициями, городе, всегда являвшемся рассадником передовых идей и передовой культуры, допустили замалчивание нашей замечательной научно-фантастической литературы, посвященной научному и космическому гению человека труда Страны Советов? Ведь именно фантастика помогает государству правильно воспитать молодежь, ответить на ее запросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим в свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолевать всякие препятствия». Судя по стилистике постановления, Жданов сочинял его явно не без помощи Степана Кургузова. Не случайно уже в сентябре 1946 года сам Кургузов посетил Ленинградское отделение Союза писателей СССР, при закрытых дверях беседовал с А.Прокофьевым, а заодно устроил дотошную инспекцию редакционных портфелей Лениздата и местных филиалов столичных «Советского писателя» и «Молодой гвардии». Уже в дни приезда Кургузова в городе на Неве в оперативном порядке было создано ленинградское отделение Секции фантастов, на первых порах его возглавил критик Анатолий Логинов (позже заподозренный в космополитизме и смещенный со столь высокого поста). А буквально через три месяца после отбытия Кургузова обратно в Москву были выпущены в свет сразу три романа — «Битая карта» Олега Хрусталева, «Если враг не сдается…» Марка Рутберга и «Далекое — близкое» Ильи Садофьева. Каждый из трех романов был по-своему любопытен — в том плане, что в каждом было очень хорошо виден руководящий нажим столичного начальства и острое желание быть «в струе».