История социологической мысли. Том 1 - [10]

Шрифт
Интервал

. Суть критического дуализма заключалась в том, что он выявил принципиальную разницу между законами, устанавливаемыми людьми, и закономерностями природы, на которые люди не имеют никакого влияния.

(б) Открытие феномена автономии индивидуума и формулировка проблемы его принадлежности к обществу, а также его позиции в нем. Как пишет Зеведей Барбу: «…греки первыми создали тип цивилизации, которая сделала человека способным осознать себя как личность. В Греции история древнего мира перешла от стадии доиндивидуалистической к индивидуалистической»[33]. Хотя тот «индивидуализм» был далек от того, что стало называться так в Новое время, этот переход имел фундаментальное значение, ибо был знáком разложения общества, каждый член которого занимал заранее предназначенное ему место и неизбежно играл уготованную ему роль[34].

Если мы согласимся с тем, что греки совершили перелом в этих двух моментах, то не вызовет сомнений и тезис о том, что именно они положили начало науке об обществе, которая должна была сменить прошлую бесспорность традиции и обычая. Можно здесь, впрочем, сформулировать общее утверждение, которое в этой книге придется повторить не раз: социальная наука – дочь кризиса. Как писал Андре Акун: «Социология рождается и может родиться только в обществе, которое ставит перед собой вопросы о самом себе, подвергает сомнению свои нормы, делает проблему из своего существования и своих действий; в обществе, которое уже не считает себя привязанным к внешнему порядку и не считает свои институты естественными фактами»[35].

Классическая Греция, несомненно, была таким обществом. Обществом в состоянии перманентного кризиса, в результате которого распадался существовавший с незапамятных времен уклад жизни, формировались новые институты, усиливались общественные беспокойства и антагонизмы. Одни говорят о переходе от племенного общества к рабовладельческому, другие о переходе от закрытого общества к открытому, а еще кто-то – от общества сакрального к светскому. Какую бы из этих точек зрения мы ни приняли, нам придется учитывать факты индивидуализации, культурного контакта, общественной подвижности, социальной неоднородности, нестабильности верований и политических систем. Люди, которые подвергались этим процессам и наблюдали их, должны были создать совершенно новое мировоззрение, частью которого был новый взгляд на общественную жизнь.

Греческое общество было слишком изменчиво и многообразно (достаточно вспомнить о бесчисленных политических переворотах и многообразии строя греческих городов-государств), чтобы оно могло выглядеть в глазах наблюдателей фрагментом стабильного и монолитного естественного порядка. Природу отделяют от конвенции. В сохранившемся фрагменте трактата «О правде» софиста Антифона (софисты наиболее точно выразили эту новую точку зрения) мы читаем, в частности: «Справедливость [заключается в том, чтобы] не нарушать законы государства, в котором состоишь гражданином ‹…› И [сверх того], предписания законов суть результат соглашения (договора людей), а не возникшие сами собой [порождения природы]; веления же природы суть самовозникшие (врожденные начала), а не продукт соглашения [людей между собой]»[36]. В некоторых случаях эти различия между природой и конвенцией принимают форму жесткого противостояния, как у Калликла из диалога Платона «Горгий». Этому софисту Платон предписывает следующее мнение: «Роскошь, своеволие, свобода – в них и добродетель, и счастье (разумеется, если обстоятельства благоприятствуют), а все прочее, ваши красные слова и противные природе условности – никчемный вздор»[37].

В данном контексте не особенно важно, были ли такие взгляды широко распространены среди греков. Известно, что во многих кругах они встречались с неприятием и порицанием. Критически к ним относились Платон и Аристотель, представляющие собой вершину греческой мысли. Важно, однако, что даже для мыслителей, желавших, чтобы эти «человеческие условности» были в согласии с природой, не было возврата к наивному монизму. Общественный порядок стал проблемой, решение которой требовало обращения к человеческому разуму и искусству, а не только к богам и предкам, которые тысячелетиями были навязанными сверху авторитетами. Даже «консерваторы» того времени, к которым, несомненно, относился Платон, вынуждены были пользоваться языком своей эпохи, то есть языком рациональной дискуссии.

2. Платон

Платон (ок. 427–347 годов до н. э.) был мыслителем, которому многие историки приписывают особенно широкие социологические горизонты. Поппер пишет: «Пытаясь понять и истолковать переживаемую им переменчивость социального мира, Платон сумел развить чрезвычайно подробную систематическую историцистскую социологию»[38]. Анализируя Платонову «описательную социологию», тот же автор утверждает, что «Платон был одним из первых социологов, причем, несомненно, одним из самых влиятельных. Был социологом в том значении, которое этому слову придают Конт, Милль и Спенсер, ибо эффективно применял свой идеалистический метод для анализа жизни общества, законов его развития, а также законов и условий его стабильности»


Еще от автора Ежи Шацкий
История социологической мысли. Том 2

Книга выдающегося польского ученого, одного из ведущих представителей Варшавской школы истории идей Ежи Шацкого (1929–2016) представляет собой фундаментальный систематический курс истории социологической мысли от Античности до современности. Книга будет полезна студентам, а также всем интересующимся интеллектуальной историей.


Рекомендуем почитать
Мир трех нулей. Как справиться с нищетой, безработицей и загрязнением окружающей среды

Мир переживает серьезный кризис, и его причина – капитализм. В своей текущей форме он ведет к еще большему неравенству, безработице и загрязнению окружающей среды. Требуется радикальная перестройка экономической системы. Важнейшую роль в новом экономическом строе будет играть социальный бизнес – ему под силу справиться с проблемами, на которые не обращают внимания предприниматели. Это не просто красивая идея. Автор книги, лауреат Нобелевской премии мира, уже доказал эффективность социального бизнеса: он сам помог миллионам неимущих.


Как работает пропаганда

Тамара Эйдельман, учитель истории с тридцатилетним стажем и популярный лектор, исследует истоки и состояние пропаганды. На примерах из разных стран и столетий она показывает, как ангажированные медиа влияют на общественное мнение, как устроены типичные пропагандистские приемы и как следует читать новости в эпоху постправды.


Коммунизм своими руками

Монография французской исследовательницы Доминик Дюран о сельскохозяйственных коммунах в Советской России и их презентации в советской печати анализирует эволюцию официального дискурса и составляющих его компонентов на протяжении 1920-х и самого начала 1930-х годов. В книге показано, какие аспекты производства, нового быта, культурного строительства становились предметом обсуждения, споров, гордости или осуждения. И как случилось так, что этот дискурс в какой-то момент стал сугубо виртуальным, создающим собственную воображаемую реальность, очень опосредованно связанную с жизнью крестьян.


Коррупция в Украине: ментальность правителей и судьба народа. Геофилософия Украины

Методология геофилософии позволила автору расширить понимание Украины как лимитрофного государства, по территории которого проходит рубеж противостояния двух мировых культур; объяснить связь между тотальной коррумпированностью украинской власти и территориальным расположением Украины. На основе открытых источников информации, автор составил психологические портреты пяти президентов Украины и представителей их ближайшего окружения, с целью показать их роль в формировании и закреплении коррупционной ментальности украинцев.


Общественная миссия социологии

В монографии представлены результаты социологических исследований широкого круга социальных проблем развития современного белорусского общества, проведенных автором в течение многих лет. Читатели знакомы с некоторыми из них по публикациям в журнале «Социология». Лейтмотивом монографии является идея согласованности взаимных ожиданий всех активных просоциально настроенных субъектов общественной жизни на основе доверия, солидарности и толерантности. Большое внимание уделено методологии социологических исследований, роли социологии в белорусском обществе. Адресована социологам-исследователям, студентам и аспирантам социогуманитарного профиля, специалистам социальной сферы, маркетологам и управленцам, идеологическим работникам, всем, кто хотел бы использовать социологические данные для понимания и прогнозирования динамики общества, для разрешения конфликтных ситуаций и принятия обоснованных решений с учетом обратной связи с населением.


Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху

"Новые и старые войны" Мэри Калдор фундаментальным образом изменили подход современных ученых и политиков к пониманию современной войны и конфликта. В контексте глобализации эта прорывная книга показала: то, что мы считали войной (то есть война между государствами, в которой цель состоит в применении максимального насилия), становится анахронизмом. Вместо нее появляется новый тип организованного насилия, или "новые войны", которые можно описать как смесь войны, организованной преступности и массовых нарушений прав человека.


Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе

В 1144 году возле стен Норвича, города в Восточной Англии, был найден изувеченный труп молодого подмастерья Уильяма. По городу, а вскоре и за его пределами прошла молва, будто убийство – дело рук евреев, желавших надругаться над христианской верой. Именно с этого события ведет свою историю кровавый навет – обвинение евреев в практике ритуальных убийств христиан. В своей книге американская исследовательница Эмили Роуз впервые подробно изучила первоисточник одного из самых мрачных антисемитских мифов, веками процветавшего в массовом сознании.


Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

Для русской интеллектуальной истории «Философические письма» Петра Чаадаева и сама фигура автора имеют первостепенное значение. Официально объявленный умалишенным за свои идеи, Чаадаев пользуется репутацией одного из самых известных и востребованных отечественных философов, которого исследователи то объявляют отцом-основателем западничества с его критическим взглядом на настоящее и будущее России, то прочат славу пророка славянофильства с его верой в грядущее величие страны. Но что если взглянуть на эти тексты и самого Чаадаева иначе? Глубоко погружаясь в интеллектуальную жизнь 1830-х годов, М.


Империя пера Екатерины II: литература как политика

Книга посвящена литературным и, как правило, остро полемичным опытам императрицы Екатерины II, отражавшим и воплощавшим проводимую ею политику. Царица правила с помощью не только указов, но и литературного пера, превращая литературу в политику и одновременно перенося модную европейскую парадигму «писатель на троне» на русскую почву. Желая стать легитимным членом европейской «république des letteres», Екатерина тщательно готовила интеллектуальные круги Европы к восприятию своих текстов, привлекая к их обсуждению Вольтера, Дидро, Гримма, приглашая на театральные представления своих пьес дипломатов и особо важных иностранных гостей.


Появление героя

Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан.