История Сепфоры, жены Моисея - [58]

— Значит, это правда! — пробормотал он. — Она жива?

— Тутмес держит ее на вилле босвелиа, закрытой, как могила. Но она жива. Ей осталось жить несколько дней. Она хочет увидеть тебя перед смертью, Моисей.

Вокруг стояла мертвая тишина. Сепфора почувствовала, как дрожит в ее руке рука Моисея, безразличного к тому, что происходило вокруг.

— Ты не можешь идти туда, это невозможно, — раздался голос Мириам, которую, покачивая головами и бормоча, поддержали старейшины.

— Ты не можешь идти туда, Моисей, — вмешался Аарон. — Все кончено, Моисей, ты больше не Египтянин.

Сепфора увидела ужас и непонимание на лицах старейшин, на лицах Аарона и Мириам и на лицах всех жителей деревни. Как может Моисей колебаться? Как может он слушать Египтянина?

Но Моисей опять обратился к Сенемийе:

— Значит, она знала, что я вернусь?

Сенемийа кивнул годовой:

— Уже больше одной луны. Это поддерживает в ней жизнь. Но нам надо торопиться. Все готово для того, чтобы ты мог войти на виллу сегодня ночью. Завтра будет поздно.

— Моисей! Моисей! — закричала Мириам. — Зачем тебе нужна та, которая украла тебя у твоей матери Иокевед? Зачем тебе нужна та, которая украла твою жизнь и которую Яхве завтра накажет?

Моисей вздрогнул от ярости, с которой были произнесены эти слова. Он сжал руку Сепфоры, глядя на Аарона, выступившего вперед с поднятой рукой.

— Мириам права, Моисей! Неужели ты забыл то, что ты должен совершить? Какая тебе разница, что будет с той, которая была Фараоном? Все кончено. Ты больше не с ними.

Старцы вокруг Аарона согласно заворчали, и один из них сказал:

— Это будет оскорблением для нас.

— Оскорблением? — возразил Моисей, голосом тяжелым, как камень. — Оскорбление — увидеть ту, которая спасла меня и оставила в живых, когда я был еще младенцем?

Он поднял руку, в которой держал руку Сепфоры, и в исступлении потряс ею.

— Разве моя мать Иокевед не отказалась предать меня смерти по приказанию Фараона? И разве не нужна была любовь другой матери, чтобы сохранить мне жизнь? Где вы видите оскорбление в таком море любви, старейшины?

Вокруг стояла ледяная тишина. Мириам — глаза ее пылали — сложила руки, словно намереваясь, как молоток, опустить их на чью-нибудь голову. Рука Иокевед легла на руки дочери, и, повернувшись к Аарону и к старцам, Иокевед сказала:

— Слушайте слова Моисея. Он говорит справедливо. Я отдала своего первенца воде и молилась о том, чтобы какая-нибудь женщина нашла его. Я молилась о том, чтобы она любила его, как я любила его. Вспомни, Мириам! Усмири свой гнев, дочь моя, ты молилась вместе со мной. Слушай слова Моисея. Его мать Хатшепсут скоро отправится к своему Богу, она хочет сохранить лицо Моисея в своих глазах. Это только справедливо, в этом нет зла.

— Нет зла? О чем ты думаешь, женщина? — вмешался один из старцев. — Ты говоришь, что Египтянка отправляется к своему Богу? Но ее Бог — ложь и мрак, стыд перед лицом Яхве!

Моисея вновь охватил гнев, но тут и Сепфора больше не могла сдержать своей ярости:

— Неужели вы не способны довериться ему? Вы без конца повторяете имя Моисея и имя Господа Яхве, но вам лучше пить молоко, смешанное с гнилой водой! Изо дня в день вы опьяняете себя словами Моисея и словами, которые ему сказал Яхве. О да! Вы пьяны, и вы глухи! Неужели вы думаете, что Моисей может совершить хоть одно движение или сказать хоть одно слово, которые не отвечали бы воле Яхве? Предвечный сказал Моисею: «Ступай! Я посылаю тебя к Фараону. Я буду с тобой, Я буду у уст твоих»… Вы думаете, что это пустая болтовня, которую вы можете без конца толковать? Вот уже много дней, как Моисей объявляет вам волю Господа Яхве. А вы, вы продолжаете действовать так, словно это только слова! Когда же вы поймете, что то, что должно быть совершено, было решено давно, еще до того, как Моисей ступил на землю Мадиана? И что ничего, ничего не может встать на его пути? Доверьтесь ему! Если бы Предвечный не желал того, чтобы Моисей увидел свою мать Хатшепсут, неужели она была бы еще жива? Или вы думаете, что у вашего Бога нет такой силы?

При ее последних словах на всех лицах выразились удивление, исступление и гнев, который Мириам, не сдерживаясь, излила:

— Как ты смеешь так говорить, ты, которая даже не принадлежит нашему народу? Уж не хочешь ли ты нам преподать урок, чужестранка? Знаешь ли ты, что твои соплеменники простираются ниц перед Фараоном, и поднимают оружие по его приказанию?

— Мириам! — закричал Моисей. — Молчи!

— Ты слишком долго слушал сказки мадианитян, мой брат, — возразила Мириам, не собираясь молчать. — Может быть, они звучали сладко. Но сегодня ты вернулся к своему народу, и ты должен слушать его. Открой глаза, Моисей, слушай старейшин, исправь ошибки, в которые они ввергли тебя. Мадианитяне никогда не были народом Иосифа, и они не твой народ.

— Не давай ослепить себя историями прошлых дней, Мириам, — вмешалась Сепфора, не давая Моисею увязнуть в крючкотворстве сестры. — Неужели ты думаешь, что тот, кто должен быть Богом для Аарона, взял бы себе жену без воли на то Господа Яхве? Неужели взгляд Яхве проходит сквозь меня, как ветер проходит сквозь дерево без листьев? Неужели я, жена Моисея, мать его сыновей, я, которая совершила обрезание Элиазара, просто тень его, которой пренебрегает Предвечный?