История Сепфоры, жены Моисея - [37]

Сестры дружно рассмеялись и, пока не улетучилась их общая радость, Сефоба схватила руку Сепфоры, положила ее на тунику и прошептала;

— Моисей говорит с нашим отцом. Отдохни, укрась себя и подари ему эту тунику, когда они позовут тебя.

Сепфора напряглась.

— Пожалуйста, забудь то, что ты нам сказала. Хореб гневался, но Хореб успокоился. Успокойся и ты. Мы все можем быть так счастливы!

***

Иофар радостно встретил Моисея, несмотря на смятение, которое все еще царило во дворе. Он усадил его рядом с собой под навесом, потребовал, чтобы служанки принесли кувшины с пивом, чаши и еду. Они пили и ели, наблюдая за белыми облаками, которые клубились вокруг горы Хореба, закрывая ее вершину. Облака поднимались прямо к небу, где ветер подхватывал их и гнал на запад.

Лицо Иофара выглядело уставшим, но в глазах светилось лукавство. Скоро в стране Фараона небо потемнеет, и урожаи будут не такими обильными. Моисей, должно быть, уже видел подобное, когда жил в стране Великой Реки Итеру?

Моисей уклонился от ответа. Он хотел говорить о Сепфоре. Но все фразы и слова, которые он долго обдумывал и взвешивал, изменили ему:

— Ты видишь! Я думал, что уже хорошо говорю на языке Мадиана. Но стоит мне попытаться сказать что-то важное, как мой рот не способен произнести ничего, кроме шума.

Иофар рассмеялся.

— Тогда позволь мне, потому что и мне нужно обратиться к тебе с просьбой.

Он повернулся к Моисею лицом, зрачки его блестели так сильно, словно дым от приношений Хоребу все еще раздражал его глаза:

— Я знаю, что у тебя в сердце. Сепфора мне все сказала. И еще она рассказала о твоей жизни у Фараона.

Моисей попытался перебить Иофара, но тот жестом велел ему молчать:

— Знай, что я не удивился ничему из того, что я узнал, и я не узнал ничего такого, что мне не понравилось. Я предпочитаю забыть о том, чего любой отец предпочел бы не знать. Сепфора — жемчужина моего сердца. Это так, и, как жестоко напомнила мне Орма, я стал несправедливым отцом. Здесь ты видел только троих из моих дочерей. Остальные четверо живут у своих супругов в царствах Мадиана. Я нежно люблю их всех, я даю им все то, чего они заслуживают. Но Сепфора — это совсем другое дело.

Он кротко вздохнул, выпил большой глоток пива, и снова взглянул в сторону вершины. Голова его слегка тряслась в такт невнятному шепоту. Моисей не мог понять, то ли он молился, то ли чуть опьянел от пива. Но тут старые глаза много видевшего человека вновь обратились к нему, и Моисей с изумлением увидел в них следы слез.

— Я помню тот день — словно это было вчера, — когда к берегу моря пристала лодка, в которой находились Сепфора и ее мать. Хореб пожелал, чтобы в тот день я оказался на берегу. Я редко ходил на берег моря, но в тот день Обаб, он был еще маленьким мальчиком, захотел порыбачить. С высоты утеса мы увидели на гальке перевернутую лодку, а в середине пляжа лежало что-то большое и черное, как водоросли. Женщина из страны Куш, несмотря на изнеможение, посадила ребенка себе на спину и, как львица, ползла по камням, чтобы унести ребенка подальше от волн. Она умерла, не успев произнести ни слова, но я видел в ее глазах то, что она хотела мне сказать. Ее дочка была такой маленькой, что помещалась у меня на ладони. Она плакала от голода и от жажды…

Это был самый грустный и самый прекрасный день моей жизни. Моя любимая супруга давно умерла, и вот Хореб подарил мне возможность вновь дать жизнь! Увы, цена за нее была слишком велика, потому что он погубил мать, носившую этого ребенка в своем чреве…

Я прижал младенца к своей груди. Над нами летали ласточки, и я сказал: тебя будут звать Сепфора, Маленькая птичка.

Иофар замолчал, словно тишина могла смягчить силу воспоминания.

— Сепфора стала плотью от моей плоти. Я воспитал ее как собственную дочь. Я дал ей все, что мог, как если бы она была плодом моей любви и моих утех. Еду, украшения, доверие и знание! Самое большое, что я дал ей, — это знание, так как с самого детства она была прозорливее и умнее всех своих сестер и даже Обаба. Все, кроме Ормы, любили ее так же, как и я, без зависти и без ревности. Увы, у Сепфоры черная кожа, а мужчины Мадиана есть мужчины Мадиана. Как могут они знать ей цену, если собственные предрассудки ослепляют их сильнее, чем солнце?

— Иофар, — перебил его Моисей, взмахивая своей палкой, которая лежала у него на коленях. — Я вырвал твою дочь из рук пастухов, не видя цвета ее кожи или глаз. Но с того момента, как она встала передо мной-пусть поразит меня господь, если я лгу — у меня не было другой надежды, как видеть ее женщиной моих дней и моих ночей. Это как чары, которые насылают маги при дворе Фараона. Когда она смотрит на меня, я обретаю уверенность. Когда она рядом со мной, самый холодный ветер не пронимает меня. Но когда она далеко, я становлюсь слабым и бессильным. Кошмары населяют мои сны, и я лежу ночами с открытыми глазами и мечтаю о ней. Иофар, это не меня ты должен убедить. Это ее. Это Сепфора не хочет меня. Спроси у нее, ты услышишь ее ответ.

Иофар засмеялся, перебирая худыми пальцами свою густую бороду.

— Слушая тебя, мой мальчик, я вижу две вещи: ты стал гораздо проворнее обращаться с нашим языком, чем ты это думаешь, но и твое незнание женщин гораздо больше, чем ты это думаешь. Послушав тебя, можно подумать, что при дворе Фараона ты не знал ни одной женщины.