История семилетней войны - [146]

Совсем другой характер приобрели мировые войны, когда центр экономической жизни, «пассионарной» активности оказался сосредоточен в Европе. Теперь основная тяжесть военных действий падала на европейский театр – Нидерланды, Лотарингию, Германию, Испанию, Италию. Однако операции противоборствующих сил – как круги на воде – распространялись по всему миру. Друг против друга поднимались колонии европейских держав и увлекали за собой местные племена и государства.

Деволюционная война, война Аугсбургской лиги, борьба за Испанское и Австрийское наследства имели действительно грандиозный характер – и по численности армий, участвовавших в них, и по размерам территорий, на которых велись военные действия. Семилетняя война завершила череду мировых войн, имевших причинами наследственные права, приданое правящих особ и т. п. Здесь борьба шла не из-за тонкостей какого-либо завещания или передачи прав младшим членам семьи. Причины этой войны были вполне ясны для всех ее участников.

Прежде всего бросается в глаза, что в 1756–1762 гг. сражались группы держав, принципиально различающихся если не строем, то по крайней мере государственной идеологией. Франция, Австрия, Россия – главные «фигуранты» одной из коалиций – отстаивали Европу монархическую, причем имеющую те конфигурации границ, которые сложились во время войн длительного правления Людовика XIV. Франция претендовала на гегемонию на левом берегу Рейна, Австрия – на правом. Спорные вопросы и территории были ясны и той и другой стороне. Версаль стремился подчинить Австрийские Нидерланды и прирейнские провинции Германии, продвинуться как можно дальше в Италии, используя противоречия правителей мелких государств Апеннинского полуострова. Здесь его целью был Милан – мечта Карла VIII, Людовика XII, Франциска I. Австрия, в свою очередь, стремилась не допустить усиления Франции в областях, являющихся буфером между ее основным (придунайским) массивом территории и землями, контролируемыми версальским двором, и добивалась усиления собственной власти в той же Северной Италии.

Ослабленные, раздробленные Германия и Италия были нужны обеим сторонам – и как предмет экспансии, и как политический барьер. Южнее лежала Испания, где царствовал Бурбонский дом, и в Европе уже начали привыкать, что это государство становится традиционным союзником Франции. К северу от Австрийских Нидерландов находилась Голландия, завоевавшая в прошлом столетии славу великой морской державы, однако ослабленная многочисленными войнами и торговой экспансией Англии настолько, что уже не могла быть серьезным центром влияния в европейской политике.

На востоке Европы находилась громадная Россия – все еще сохранявшая статус terra incognita для многих европейских политиков. К ее новому положению, положению великой державы, привыкали медленно и неохотно. Тем не менее участие в войне за Польское наследство, жесткая и последовательная позиция, занятая Санкт-Петербургом в последние годы войны за Австрийское наследство, принесли свои плоды. Если на державу Петра Великого, возникшую как раз во время всеевропейской смуты начала столетия (войны за Испанское наследство), еще смотрели как на казус, то теперь с Россией стали считаться[322].

Между Россией и Германией лежало огромное аморфное политическое пространство, знаменитая дворянская республика – Речь Посполитая. Давно уже не представлявшее сколь-либо серьезной военной и политической силы, это государство тем не менее считалось важным фактором в европейской «политический системе» (как тогда выражались).

Речь Посполитая была лакомым куском для держав, окружавших ее: России, Австрии, Турции, а с некоторых пор – и Пруссии. Понимая свою слабость, польские магнаты искали поддержки у внешних сил, и постепенно их симпатии сосредоточились на Версале. Франция, опасаясь чрезмерного усиления России и Австрии в случае раздела Польши, поддерживала сторонников независимости последней и стремилась во всем поддерживать турецкого султана – как гаранта неприкосновенности Речи Посполитой. Россия и Австрия уже дважды выступали совместно против Турции, и хотя последняя, конечно, могла «войти в долю» при разделе Польши, однако в этом случае ее недруги приобрели бы значительно больше.

Еще одним гарантом шаткого политического равновесия на востоке Европы был курфюрст саксонский, являвшийся одновременно польским королем. Если во время войны за Австрийское наследство Саксония лавировала между франко-прусской и англо-австрийской коалициями, то теперь было ясно, что Пруссия готова в любой момент поглотить курфюршество. Поэтому Август III являлся естественным союзником Австрии. Однако, будучи королем Польши, он склонялся к Франции, которая могла бы гарантировать неприкосновенность его королевства[323]. Это двусмысленное положение саксонского курфюрста/польского короля, усугубляемое беспринципной политикой Брюля, его кабинет-министра, вынуждало Августа III принимать всевозможные меры для сохранения баланса сил в центральной и восточной Европе.

Важнейшим фактором, нарушавшим континентальное равновесие, являлась политика Англии. Укрытая Ла-Маншем и самым сильным флотом в мире, эта держава тем не менее имела три повода для того, чтобы вмешиваться в европейские дела.