История сексуальности III - Забота о себе - [72]
Отвечая в соответствующей части своей речи на все вышеизложенное, Калликратид не столько выдвигает аргументы, которые бы опровергали выводы его противника, сколько предлагает совершенно отличную от предыдущей концепцию мира и рода человеческого, его истории и высших связей, соединяющих людей между собой. Идее предусмотрительной природы-"механика", которая, разделив полы, "устроила" деторождение и смену поколений, чтобы подарить тем самым всему человечеству бессмертие, несвойственное отдельной особи, здесь противопоставлен образ мира, возникшего из хаоса, первобытного беспорядка, "неясную расплывчатую бесформенность" которого победил Эрот, создатель всего, что имеет душу и всего неодушевленного, вложивший в сердца людей "прекрасное единодушие" и даровавший им "высокое свойство дружбы". Харикл находит в отношениях мужчины и женщины уловку искусной природы, в обход смерти установившей преемственную "связь времен". Калликратид же в любви к мальчикам усматривает связующую силу которая, соединяя и согласовывая, торжествует над хаосом[474].
С этой точки зрения история мира воспринимается уже не как поспешное забвение законов природы и погружение в "пучину наслаждений", но, скорее, как постепенное высвобождение из-под гнета "необходимого", то есть простых, насущных потребностей[475]. Изначально человек был стеснен нуждой - искусства и науки (technai, epistemai) позволили ему облегчить это тягостное бремя и обеспечить себя лучше: люди научились ткать одежду и строить дома. Таким образом, любовь к мальчикам против отношений с женщинами - то же, что и тканое платье против звериных шкур или зодчество против пещерных жилищ. Женщины необходимы были "в древности", чтобы не "погиб" род человеческий. Любовь же к мальчикам, напротив, получила развитие довольно поздно ("в наш век"), однако она свидетельствует вовсе не об упадке человечества, как считает Харикл, но о его подъеме, который должен утолить "благородную жажду прекрасного" и тягу к новому знанию. И действительно, когда человек, овладев великим множеством полезных искусств и умений, уже ничего не оставлял неисследованным, родилась божественная философия, а с ней и педерастия. Оратор Псевдо-Лукиана говорит о рождении этой двойни не очень внятно, но его речь изобилует недвусмысленными указаниями, вполне достаточными для того, чтобы любой читатель смог без труда понять суть дела. Он неявно исходит из оппозиции, противопоставившей передачу жизни с помощью связи между полами, передаче "искусств" и "наук" путем воспитания, обучения и установления близости ученика к учителю. Когда отделившаяся от частных исскуств философия начала задаваться вопросом относительно всякой вещи, она в поисках средства, которое позволило бы ей передать потомкам накопленные знания, открыла любовь к мальчикам, - по существу, любовь к душам прекрасным и добродетельным. Понятно теперь, почему поучительные примеры из жизни животных, которые адресует Калликратиду его соперник, вызывают у того в ответ лишь смех[476]; да и в самом деле, если львы не сходится с себе подобными, а медведи не вожделеют к медведям, разве из этого со всей очевидностью обязательно следует, что человек, дескать, исказил свою природу, тогда как у животных она осталась нетронутой? Не вернее ли будет заключить, что "существам, лишенным разума" и "неспособным мыслить", "недоступно то, что люди избирают разумным суждением", - иначе говоря, философия и радости дружбы?
Очевидно, что аргументы Калликратида едва ли оригинальнее суждений Харикла. Общие места опошленного стоицизма, с одной стороны, смесь элементов платонизма и эпикуреизма, с другой?[477] Несомненно. Но ведь трудно не признать, что такое сопоставление двух родов любви - как нельзя лучший повод для риторических упражнений с традиционной аргументацией. Банальность рассуждений и Харикла и Калликратида, иногда, впрочем, весьма изящно орнаментированная, безусловно, свидетельствует о том, что им отведена роль своеобразной философской геральдики: платонизирующий поклонник мальчиков защищает цвета Эрота, тогда как любитель женщин, тяготеющий к стоикам, выступает под взыскательным знаменем природы. Разумеется, отсюда не следует, будто стоицизм осуждал педерастию, а платонизм ее отстаивал, отвергая, в свою очередь, брак. Известно, что сами эти доктрины смотрели на дело иначе, и во всяком случае, все было не так просто. Но на основании имеющихся в нашем распоряжении документов приходится констатировать то, что следовало бы назвать "ассоциацией по предпочтению". Мы сталкивались с этим в предыдущей главе: искусство супружеского жизни более всего своим развитием обязано рефлексии стоического толка и ориентации на определенную концепцию естественного, на представление о фундаментальных потребностях природы, о предусмотренных ею месте и назначении каждого живого существа, и общем плане непрерывной преемственности и последовательной смены поколений, о состоянии изначального совершенства, от которого род человеческий впоследствии отпал, вступив на порочный путь извращенного распутства. Именно из этого источника будет обильно черпать христианская мысль, когда ей понадобится разработать собственную этику матримониальных отношений. Подобно этому, пристрастие к мальчикам, практикуемое как образ жизни, консолидировало и воспроизводило на протяжении столетий совсем иной теоретический ландшафт: космическая и индивидуальная сила любви; восходящее движение, которое дает человеку возможность вырваться из тисков насущных потребностей, приобретение и передача знания при участии интенсивных форм и сокровенных уз дружбы. Спор женской любви с любовью мужской, - это нечто большее, нежели просто азартная литературная игра; но это и не конфликт между двумя формами сексуального влечения, борющимися за преобладание или возможность проявления соответствующей страсти. Это столкновение двух форм жизни, двух стилистических манер в использовании удовольствий и философских дискурсов, сопровождающих этот выбор.
Более 250 лет назад на Гревской площади в Париже был четвертован Робер-Франсуа Дамьен, покушавшийся на жизнь короля Людовика XV. С описания его чудовищной казни начинается «Надзирать и наказывать» – одна из самых революционных книг по современной теории общества. Кровавый спектакль казни позволяет Фуко продемонстрировать различия между индивидуальным насилием и насилием государства и показать, как с течением времени главным объектом государственного контроля становится не тело, а душа преступника. Эволюция способов надзора и наказания постепенно превращает грубое государственное насилие в сложнейший механизм тотальной биовласти, окутывающий современного человека в его повседневной жизни и формирующий общество тотального контроля.
Об автореФранцузский философ Мишель Фуко (1926–1984) и через 10 лет после смерти остается одним из наиболее читаемых, изучаемых и обсуждаемых на Западе. Став в 70-е годы одной из наиболее влиятельных фигур в среде французских интеллектуалов и идейным вдохновителем целого поколения философов и исследователей в самых различных областях, Фуко и сегодня является тем, кто «учит мыслить».Чем обусловлено это исключительное положение Фуко и особый интерес к нему? Прежде всего самим способом своего философствования: принципиально недогматическим, никогда не дающим ответов, часто – провоцирующим, всегда так заостряющий или переформулирующий проблему, что открывается возможность нового взгляда на нее, нового поворота мысли.
Сборник работ выдающегося современного французского философа Мишеля Фуко (1926 — 1984), одного из наиболее ярких, оригинальных и влиятельных мыслителей послевоенной Европы, творчество которого во многом определяло интеллектуальную атмосферу последних десятилетий.В сборник вошел первый том и Введение ко второму тому незавершенной многотомной Истории сексуальности, а также другие программные работы Фуко разных лет, начиная со вступительной речи в Коллеж де Франс и кончая беседой, состоявшейся за несколько месяцев до смерти философа.
Приняв за исходную точку анализа платоновский диалог «Алкивиад» (Алкивиад I) Мишель Фуко в публикуемом курсе лекций рассматривает античную «культуру себя» I—11 вв. н. как философскую аскезу, или ансамбль практик, сложившихся пол знаком древнего императива «заботы о себе». Дальний прицел такой установки полная «генеалогия» новоевропейского субъекта, восстановленная в рамках заявленной Фуко «критической онтологии нас самих». Речь идет об истории субъекта, который в гораздо большей степени учреждает сам себя, прибегая к соответствующим техникам себя, санкционированным той или иной культурой, чем учреждается техниками господина (Власть) или дискурсивными техниками (Знание), в связи с чем вопрос нашего нынешнего положения — это не проблема освобождения, но практика свободы..
Книга — публикация лекций Мишеля Фуко — знакомит читателя с интересными размышлениями ученого о природе власти в обществе. Фуко рассматривает соотношение власти и войны, анализируя формирование в Англии и Франции XVII–XVIII вв. особого типа историко-политического дискурса, согласно которому рождению государства предшествует реальная (а не идеальная, как у Гоббса) война. Автор резко противопоставляет историко-политический и философско-юридический дискурсы. Уже в аннотируемой книге он выражает сомнение в том, что характерное для войны бинарное отношение может служить матрицей власти, так как власть имеет многообразный характер, пронизывая вес отношения в обществе.http://fb2.traumlibrary.net.
Мишель-Поль Фуко (1926 - 1984) - французский философ, историк и теоретик культуры, видный представитель современного французского структурализма. Предлагаемая Вашему вниманию книга "Слова и вещи", впервые вышедшая на русском языке более 17 лет назад, сейчас практически недоступна и является единственной работой философа, опубликованной у нас в стране.
Автор, являющийся одним из руководителей Литературно-Философской группы «Бастион», рассматривает такого рода образования как центры кристаллизации при создании нового пассионарного суперэтноса, который создаст счастливую православную российскую Империю, где несогласных будут давить «во всем обществе снизу доверху», а «во властных и интеллектуальных структурах — не давить, а просто ампутировать».
Автор, кандидат исторических наук, на многочисленных примерах показывает, что империи в целом более устойчивые политические образования, нежели моноэтнические государства.
В книге публикуются результаты историко-философских исследований концепций Аристотеля и его последователей, а также комментированные переводы их сочинений. Показаны особенности усвоения, влияния и трансформации аристотелевских идей не только в ранний период развития европейской науки и культуры, но и в более поздние эпохи — Средние века и Новое время. Обсуждаются впервые переведенные на русский язык ранние биографии Аристотеля. Анализируются те теории аристотелевской натурфилософии, которые имеют отношение к человеку и его телу. Издание подготовлено при поддержке Российского научного фонда (РНФ), в рамках Проекта (№ 15-18-30005) «Наследие Аристотеля как конституирующий элемент европейской рациональности в исторической перспективе». Рецензенты: Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Репина Л.П. Доктор философских наук Мамчур Е.А. Под общей редакцией М.С.
Книга представляет собой интеллектуальную биографию великого философа XX века. Это первая биография Витгенштейна, изданная на русском языке. Особенностью книги является то, что увлекательное изложение жизни Витгенштейна переплетается с интеллектуальными импровизациями автора (он назвал их «рассуждениями о формах жизни») на темы биографии Витгенштейна и его творчества, а также теоретическими экскурсами, посвященными основным произведениям великого австрийского философа. Для философов, логиков, филологов, семиотиков, лингвистов, для всех, кому дорого культурное наследие уходящего XX столетия.
Вниманию читателя предлагается один из самых знаменитых и вместе с тем экзотических текстов европейского барокко – «Основания новой науки об общей природе наций» неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668–1774). Создание «Новой науки» была поистине титанической попыткой Вико ответить на волновавший его современников вопрос о том, какие силы и законы – природные или сверхъестественные – приняли участие в возникновении на Земле человека и общества и продолжают определять судьбу человечества на протяжении разных исторических эпох.
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.
«Признания плоти» – последняя работа выдающегося французского философа и историка Мишеля Фуко (1926–1984), завершенная им вчерне незадолго до смерти и опубликованная на языке оригинала только в 2018 году. Она продолжает задуманный и начатый Фуко в середине 1970-х годов проект под общим названием «История сексуальности», круг тем которого выходит далеко за рамки половых отношений между людьми и их осмысления в античной и христианской культуре Запада. В «Признаниях плоти» речь идет о разработке вопросов плоти в трудах восточных и западных Отцов Церкви II–V веков, о формировании в тот же период монашеских и аскетических практик, связанных с телом, плотью и полом, о христианской регламентации супружеских отношений и, шире, об эволюции христианской концепции брака.
Бронислав Малиновский — один из самых авторитетных исследователей в современной антропологии.В предлагаемой книге читатель сможет почерпнуть самое живое представление о религии, магии, системе познаний, мифах и ритуалах, о психологии и этике, о социальных устоях и основах права общества с примитивной культурой.Статьи К. Леви-Стросса, И. Стренски и Р. Редфилда о творчестве Малиновского раскрывают перед нами всю многогранность его неоценимого научного вклада.