История руссов. Славяне или норманны? - [12]

Остаются туманными и другие подробности этого замечательного похода, хотя и сохраненные различными источниками, но критически не сопоставленные.

Если бы у нас не было точных, надежных исторических данных, то мы, конечно, вынуждены были бы ограничиться сведениями полулегендарного, а частично безусловно ошибочного характера, находящимися в русской летописи.

На деле это не так — мы имеем совершенно точные сведения, что события похода имели вовсе иное течение, сам он носил иной характер, и анализ событий приводит к заключениям, коренным образом отличающимся от выводов наших официальных историков.

Все историки изображают поход руссов на Царьград, как разбойничий набег скандинавов из Киева под руководством Аскольда и Дира (об уклоняющихся взглядах, представленных незначительным меньшинством, мы здесь не говорим). Это перешло во все учебники, начиная с низшей и кончая высшей школой. То же (что особенно важно) мы находим и во всех иностранных источниках.

Если мы откроем, например, «Encyclopaedia Britannica», то найдем, что в 865 году состоялась «первая грабительская экспедиция» («the first pillage expedition») руссов на Византию. Никто из наших историков против подобных утверждений не возражал, не протестовал, и, следовательно, всякий солидаризировался с ними. Если и раздавались отдельные слабые голоса против, то они тонули в общей массе, исповедовавшей тезис грабительского нападения. На деле же против этого тезиса надо было не только возражать, спорить, но и протестовать и даже более — бунтовать.

Речь идет не о каком-либо пустяке, а об основе русской государственности, речь идет не о каком-то спорном предмете, на который один может смотреть так, а другой иначе.

Ведь в действительности было нечто совершенно иное: не разбойничья шайка норманнов явилась внезапно под стены Царьграда для грабежа, а организованная государственная сила руссов-славян, чтобы заставить уважать свои попранные права международного характера.

Руссы явились отомстить за смерть своих соплеменников, убитых из-за грошового денежного дела, и за то что их справедливые требования о наказании виновников-греков не были удовлетворены.

Поэтому-то они и явились под стены столицы, т. е. отомстить именно тем, кто был виноват в злодеянии. Если бы дело шло просто о грабеже, то проще, легче и безопаснее было бы напасть на греческое побережье, а не на столицу империи.

Поэтому-то руссы, как мстители, и проявили невероятную жестокость, уничтожая все живое и разрушая и сжигая все, что только можно было истребить.

Мы отнюдь не собираемся изображать наших предков в роли рыцарей без страха и упрека, и полагаем, что при организации этой карательной экспедиции соображения о грабеже играли немалую роль, однако все свидетельствует в пользу того, что поход имел своей главной целью месть.

Не получая законного удовлетворения, руссы решили получить его силой сами. И получили, да еще в какой мере!

Они нанесли грекам колоссальный урон людьми и всяческим добром (подробности дальше), они привели Царьград в состояние полнейшей паники, когда жители его до того растерялись, что не думали уже о защите, а только молились; они внушили грекам страх и заставили с собой впредь считаться.

Так как это была месть, карательная экспедиция, а не война, то руссы и удалились без всякой видимой причины, решив, очевидно, что показательный урок грекам достаточно хорош.

Все это мы узнаем из греческих источников, которые, естественно, имели тенденцию выставить себя в лучшем свете. Если же свидетельство их в пользу руссов, значит, устами их гласит сама истина.

Имеется обстоятельство, придающее особую ценность греческим сведениям: они сообщены патриархом Фотием, вторым после императора лицом в Византии, очевидцем событий и осведомленным обо всем, разумеется, самым лучшим образом, ибо в отсутствии императора был самым главным лицом в Царьграде.

Таким образом, мы имеем дело с весьма редким в истории случаем, когда данные сообщаются известным, чрезвычайно авторитетным лицом и к тому же ученым, прямо из первых рук, очевидцем событий и в весьма скором времени после окончания их. Некоторые сведения сообщались буквально в момент действия, ибо речи Фотия были частью совершавшихся событий.

Такой источник сведений является едва ли не единственным, ибо большинство хроник и летописей — передача сведений неизвестных лиц через вторые и третьи руки. Имея такой золотой материал, русские историки, казалось бы, должны были использовать его самым тщательным образом, и всесторонне. Что же они сделали?

Вместо того, чтобы взять эти сведения в основу, дополнить их из других источников, проверить, подвергнуть перекрестному допросу и т. д., — они взяли в основу данные русского летописца.

Но эти данные представляют собой почти слово в слово переписанное известие из продолжателя хроники Георгия Амартола, известие крайне краткое и полуфантастическое, написанное к тому же значительно позже происшедших событий.

Нам понятен первый русский монах-летописец, выписавший из греческого источника все, что он только мог найти о походе руссов на Царьград, но нам вовсе непонятны соображения дальнейших русских историков, отбросивших в сторону гораздо более полные, точные и авторитетные сведения