История русской торговли и промышленности - [168]

Из указа 1740 г. узнаем, что и «сукна мундирные, которые на российских фабриках делаются и на полки употребляются, весьма худы и к носке непрочны», ив 1741 г. было велено комиссии «о доныне деланных на российских фабриках плохих сукнах, отчего оное происходит, обстоятельно исследовать и винных фабрикантов без упущения штрафовать».

В результате в каразейном предприятии Воронина в 1726 г. «станов убавлено 10, и оное учинено для того, что каразей наделано и дежит многое число, а никуды не принимают», в московском чулочном предприятии «призваны были люди, и оные тех чулков никто ничего не купил и о продаже тех чулков от военной канцелярии было публиковано и выставлены листы и по тем публикам для покупки оных чулков охочих людей никого не явилось», почему предприятие «осталось без действа и стояло до 1722 году». В таком же положении находился трухманно-пудренный завод, с которого в 1722 г. «посылано в Стокгольм для продажи 103 пуда, но токмо в продажу там не употреблен и привезен назад и велено продавать трухман дома, но токмо в продаже ничего не были». И в других случаях находим значительные запасы, непроданные. Например, в шелковом предприятии Евреинова за шесть лет было произведено парчи на 40 тыс., из них продана только половина на 18 тыс.; в шляпном предприятии Гусятникова и вощаночном Чиркина почти весь изготовленный товар оставался непроданным^{733}.

Наконец, большие затруднения происходили и в снабжении промышленности необходимой ей рабочей силой, «особенно в начале XVIII века, когда мастеров приходилось выписывать из-за границы, а рабочих разыскивать не без труда среди вольного люда, еще мало склонного к оседлому образу жизни и не привыкшего к тяжелой и постоянной работе». При устройстве шелкового предприятия графа Апраксина в 1717 г. был нанят во Франции «дезигнатор узоров» (рисовальщик) де Бурновиль, которому поручено было в свою очередь нанять иностранных мастеров и закупать за границей материалы, и так как он «чинил компанейщикам многие обещания» касательно учреждения «мануфактуры и приведения ее вскоре во изрядное состояние», то «компанейщики… обнадеясь от него пользу получить», вручили ему «над всеми мастеровыми людьми дирекцию». На самом же деле Бурновиль нанял за границей «мастеровых людей мало искусных и к тому же набрал непотребных всяких к тому делу мужска и женска полу… притом же везли и бездельную их рухлядь на наемных и почтовых подводах», чем он, как и покупкой сырья, «зело дорогою ценою», «приключил убытки компании». А затем «вместо плода и действа в Москве у мануфактур бывши, Бурновиль близь города гулял по городу цугом и только возмущал мастеровыми людьми» и — что всего хуже — не обучал русских своему мастерству «заказывал французам русских учеников учить»). Вследствие этого предприятие долго стояло, а затем стали делать метарии «самоучкою». Так как выяснилось, что «ежели он у того дела будет, то ни в чем добра ждать невозможно», то компания «усмотрела то его непотребство… велела, выдав ему на Москве жалованье, которое надлежало, хотя он того и не заслужил, отпустить сюда, а здесь дали ему паспорт, для проезду до отечества его»^{734}.

Так печально кончилось дело с иностранцем, собственные же подданные являлись народом «диким, не ученом и совершенно непонятном к мануфактурному делу», как заявляли в 1727 г. предприниматели; нередко в предприятиях имелись беглые рабочие и стояли «праздные станы за неимением работных людей, которые приходят на ту фабрику с пашпортами после летней деловой поры» — так что летом работа невозможна.

В результате Петру приходилось прибегать к тем же мерам, как на Западе, — снабжать предприятия принудительной рабочей силой. Как и на Западе, рабочих набирали из беглых, бродяг, нищих, преступников. Игольной компании Томилина в 1717 г. велено было брать на работу «из бедных и малолетних, которые ходят по улицам и просят милостыню», в предприятии Милютина набираются «убогие люди», из указа 1736 г. видно, что за недостатком рабочих брали «солдатских детей»^{735}. Указом 1719 г. велено «для умножения полотняной фабрики тонких полотен (Андрея Турки с товарищи) отсылать к ним для пряжи льну баб и девок таких, которые будут в Москве из Приказов, также из других губерний по делам за вины свои наказаны… И для караула к тем бабам, чтоб они не бегали, дайте им в компанию из отставных солдат, сколько человек заблагорассудите». Спустя два года эта мера сделана общей: женщины, оказавшиеся виновными в некоторых преступлениях и проступках, предоставлялись на усмотрение Берг- и Мануфактур-коллегии, которые и должны были отсылать их на компанейские фабрики на несколько лет или даже пожизненно^{736}.

Но так как этих несвободных элементов было недостаточно, то приходилось пользоваться трудом беглых крестьян, и Петр в 1722 г. запретил возвращать их законным владельцам, «чьи бы они ни были… понеже интересенты фабрик объявляют, что затем в фабриках их чинится остановка»^{737}. И еще годом раньше, в 1721 г., последовал известный указ, имевший крупное значение, ибо он предоставлял «важное право наравне с дворянами как шляхетству, так и купецким людям к тем заводам деревни покупать невозбранно, с позволения берг и мануфактур-коллегии, токмо под такою кондицией, дабы те деревни всегда были уже при тех заводах неотлучно». А к этому прибавлено: «Для того как шляхетству, так и купечеству тех деревень особо без заводов отнюдь никому не продавать и не закладывать и никакими вымыслы ни закем ни крепить… А ежели кто будет заводы заводить токмо для лица малые, чтоб ему тем у кого деревни купить и таковых вымышленников до той покупки отнюдь не допускать и… штрафовать отнятием всего движимого и недвижимого имения»