История Русской Церкви. Том 2. История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от константинопольского патриарха (988-1240) - [34]

и здесь стоит статья о мерах и весах, поручаемых наблюдению епископов, как в списках средней редакции, выраженная почти теми же словами. В третьей части повторяются особенности средней редакции при исчислении людей церковных и отчасти краткой; отнесен только к ним здесь еще паломник (странник для богомолья); повторяется также замечание о суде общем, или сместном. Наконец, после третьей части в списках обширной редакции помещено еще следующее общее заключение устава: «Кто приступит си правила, якоже есмы управили по святых отец правилом и по первых царев управленью, кто имет переступити правила си, или дети мои, или правнучата, или в котором городе наместник, или тиун, или судья, а пообидят суд церковный, или кто иный, да будут проклята в сий век и в будущий семию Зборов святых отец Вселенских».

Если сравним теперь между собою списки всех трех редакций по их особенностям, то окажется, что краткая редакция имеет сходство только с обширною в предисловии и в третьей части, а с среднею не имеет никакого; средняя, отличаясь совершенно от краткой, имеет сходство с обширною в составных частях устава; наконец, обширная, сходствуя в разных отношениях и с краткою, и с среднею, отличается, однако ж, от них и в предисловии, и в составных частях, и по своему общему заключению. Если сравним между собою самые особенности, то их можно разделить на два класса: на существенные и несущественные. Существенные – те, которые касаются самого существа или составных частей устава о церковных судах и людях и прибавляют к общей основе нечто новое, чего не могло быть из нее выведено посредством умозаключения, расширяют пространство церковного ведомства и суда. Таковы в списках краткой редакции и в некоторых – обширной: а) причисление к церковным людям вдовицы и прикладника; в списках средней и обширной – б) целый ряд дел против Церкви: святотатство, ограбление мертвых тел, повреждение могил, повреждение стен церковных, введение животных в церковь и под.; в) статья о мерах и весах; г) закон о суде общем, или сместном; в списках одной обширной редакции: д) подчинение суду церковному тайного языческого богослужения; е) дела о неблагопристойной защите мужа женою, о покинутии материю незаконнорожденного младенца, о противоестественных пороках; ж) приказ тиунам давать с суда девять частей князю, а десятую – святой Церкви и з) причисление к церковным людям паломника. Несущественными особенностями можно назвать те, которые не касаются самих составных частей устава, не расширяют пределов церковного суда, не прибавляют к общей основе этих частей ничего нового, а только а) подробнее развивают то, что в ней находится, например подробнее исчисляют дела волшебства, виды семейных преступлений, людей церковных, принадлежащих к духовному сословию, и б) касаются предисловия устава, приложений или примечаний после той или другой части и заключения. Все такого рода особенности могли быть помещаемы или опускаемы в разных списках устава без всякого ущерба для самого устава как законодательного акта.

Что же сказать наконец об относительном достоинстве рассмотренных нами редакций церковного устава Владимирова? Без всякого сомнения, ни одна из них не представляет этого устава во всей целости и в том подлинном виде, в каком он вышел из рук законодателя; все это только копии, в которых переписчики частию по собственному мудрованию (например, в предисловии), а более по требованию обстоятельств, места и времени позволяли себе изменять слова и обороты речи и делать прибавления или сокращения как в несущественных, так и в существенных частях: к такому заключению невольно приводит крайнее разнообразие списков между собою, даже трех древнейших. Какую же из редакции должно признать, по крайней мере, наиболее приближающеюся к подлиннику, до нас не дошедшему?.. Конечно, можно представлять так, что древнейшею редакциею была короткая; потом к ней с течением времени делались прибавления более и более, и образовались редакции средняя и обширная, хотя этой мысли подтвердить ничем положительным нельзя. Но можно и, наоборот, представлять древнейшею или ближайшею к подлиннику редакцию обширную, в которой мало-помалу сделаны сокращения, послужившие основанием для остальных редакций. И, во-первых, древний список обширной редакции несомненно относится к XIII в., сохранившись в рукописи этого века, тогда как древние списки краткой и средней редакции дошли до нас уже в рукописях XV и XVI столетий, только переписанных с подлинников XIII в.: кто поручится, что при этой переписке не потерпели означенные списки никакой перемены? Притом древний список краткой редакции находится в такой летописи, которая вообще есть не что иное, как сокращение древнего временника Киевского, и составитель которой, несомненно, позволял себе сокращать древние документы. Во-вторых, особенности, отличающие обширную редакцию от средней и краткой или от одной какой-либо из них, совершенно сообразны со временем происхождения устава Владимирова и гораздо естественнее и удобнее могли быть опущены в позднейших списках, нежели привнесены в них. Например, в обширной редакции подчиняется суду церковному тот, кто молится под овином, или в рощении, или у воды и подробно исчисляются потвори (колдовство), чародеяния, волхвования, чего нет в обеих других редакциях: если в какое время, то особенно при начале у нас христианства, когда еще весьма свежи были в народе языческие суеверия, когда даже открыто позволяли себе действовать волхвы и многие новообращенные христиане, не понимая сущности новой веры, по привычке обращались иногда к обрядам своего прежнего богослужения, все такие дела и очень прилично и вместе необходимо было поручать внимательному наблюдению духовенства. Но, когда по прошествии нескольких веков эти языческие суеверия мало-помалу ослабели в народе, или потеряли свой прежний смысл, или даже вовсе искоренились, не гораздо ли приличнее было (например, в XVI в.) не упоминать о них и в церковном уставе? Помещен также в обширной редакции приказ великого князя тиунам давать с суда десятую часть святой Церкви, не находящийся в двух других редакциях; сколько, с одной стороны, естественна такая статья в подлинном уставе Владимира, при котором только что был дан и действительно имел силу закон о десятине, столько же с другой – естественно опущение ее в списках устава, написанных в позднейшее время, когда закон о десятине уже не действовал. Равным образом и закон о городских мерах и весах, предоставленных по обширной и средней редакциям устава наблюдению духовенства и на самом деле имевший силу у нас еще в XII-XIII вв., мог быть исключен в краткой редакции устава в XV или XVI в., когда закон этот уже не действовал и наблюдение за весами и мерами поручено было светскому начальству. Вообще, снимая в разные времена для руководства себе копии устава Владимирова, наши духовные удобно могли и без стеснения своей совести, и без опасения со стороны светского начальства делать сокращения в уставе, опуская в нем законы, уже не действовавшие и отмененные правительством, но привносить по произволу новые постановления в устав равноапостольного, предоставлять его именем себе новые права не могло наше духовенство без стеснения своей совести, а также и без опасения со стороны светских властей, которые имели возможность обличить подлог на основании древних документов. В-третьих, наконец, самое заключение, которое находится только в списках обширной редакции и содержит в себе проклятие на нарушителей устава и обидчиков суда церковного, очень было прилично и уместно в подлинном уставе Владимира, который действительно, по свидетельству преподобного Нестора, и в другом своем постановлении собственно о десятине (если только оно, как увидим, не тождественно с настоящим) «написав