История Русской Церкви, 1700–1917 гг. - [5]

. Первая глава Уложения посвящена преступлениям против веры и церковного порядка, ибо последний являлся основой государственной и общественной жизни. Случалось, что царь вступал в столкновение с отдельными церковными иерархами или оказывал на них давление [18], но нарушить церковный канон или какое–либо требование церковного устава было и для него в принципе невозможно. Царь чувствовал себя носителем не только государственно–политических, но и религиозно–этических обязательств. Он должен был не просто править государством, но и заботиться о душах вверенных ему Богом подданных. Если, например, указ царя Алексея Михайловича ввиду приближения Великого поста предписывал, чтобы православный люд соблюдал себя в согласии с церковными правилами, то ни сам царь, ни духовенство, ни кто–либо из народа не видели в этом вмешательства в права Церкви. Православный царь должен был печься не только о соблюдении внешнего государственного порядка, но также о внутреннем благочинии своего народа [19].

Да, конечно, общество в Московском государстве было чрезвычайно дифференцированным в своих обязанностях перед государством и царем; однако в отношении к Церкви и ее требованиям оно было единым. В таких условиях пастырская деятельность Церкви была сравнительно простой задачей. К сожалению, эта кажущаяся беспроблемность была чревата тяжкими отрицательными последствиями. Церковная иерархия была склонна совершенно не замечать того факта, что за статикой внешне утвердившихся традиций, воспринимавшихся, так сказать, инстинктивно, таилось множество проблем религиозно–нравственного характера, которые все еще не имели удовлетворительного решения. Это вело к тому, что оказывались в небрежении или вовсе снимались с повестки дня вопросы безотлагательные, такие, как школьный вопрос. Взгляд на традиционные религиозно–этические нормы был оптимистическим, даже с долей гордости, чему найдем немало свидетельств, например, в такой яркой личности XVII в., как протопоп Аввакум. Это обстоятельство сыграло важную роль в истории возникновения старообрядческого движения.

Главной ценностью представлялся литургический характер русского православия, казавшийся незыблемым и вековечным. Этот своеобразный характер сохранился и в синодальное время, когда во многих слоях общества уже давали о себе знать признаки распадения прежних устоев. Здесь же следует искать и причины тех противоречий, которые во 2–й половине XVII в. привели к расколу. Последователи раскола в течение всего синодального периода ревностно сохраняли главнейшие элементы старомосковской традиции. Однако распад церковного единства ни в коем случае не означал, что те, кто остался с Церковью, не пожелав уйти в раскол, были готовы пожертвовать этим литургическим характером своей веры. Напротив, можно утверждать, что наличие раскола как раз укрепило литургический характер и самой Церкви, сделав почти невозможными всякие дальнейшие улучшения (например, в богослужении), хотя они и были очень желательны. И все же в течение двух последующих столетий раскол тяжким бременем тяготел над жизнью Церкви, которая вскоре после его возникновения подверглась новому жестокому потрясению [20].

Реформы Петра I, нанеся удар по традиционным представлениям в целом, тем самым поразили и Церковь. Все преобразования царя были проникнуты духом секуляризации, который поколебал всю совокупность привычных норм народной жизни. С особой остротой выступила противоположность между старомосковским консерватизмом и секуляризирующей европеизацией. Для той части русского общества, которая добровольно или по принуждению приняла европеизацию, старые традиционные порядки, коренившиеся в церковном мировоззрении, очень скоро стали значить не больше, чем пережитки преодоленного прошлого. Другая же часть народа пыталась сохранить свои традиции и в новых жизненных условиях. С каждым десятилетием все резче обозначались последствия европеизации, углублялось духовное разделение народа и отсутствие взаимопонимания между двумя его частями. Следует принять во внимание и предпринятую Петром реорганизацию общества на основе новых сословий, каждое из которых особым образом подвергалось воздействию европейских взглядов и понятий. При Екатерине II процесс правового и социального расчленения народа на отдельные сословия был окончательно завершен. При этом темпы и степень фактической европеизации для каждого из сословий могли быть разными. Говоря о мировоззрении, важно знать, находили ли и в какой мере находили себе признание новые взгляды и насколько они определяли внешнее поведение людей и их внутреннюю позицию. Здесь обнаруживал себя радикализм и максимализм русского характера: столь же фанатично, как старообрядцы отстаивали «старую веру», другая часть русского общества отрекалась от своего прошлого, безоговорочно следуя новым западным образцам. Влияние последних ощущалось в Москве уже в XVII в. Однако в то время еще в полной мере сохраняли силу религиозно–церковные критерии, в соответствии с которыми оценивались эти новшества, теперь же они были утрачены [21]