История России с древности до наших дней - [32]

С 1578 г. польский король Стефан Баторий, а с 1579 г. и Швеция отвоевывают у России большую часть Ливонии. Провозглашенный Москвой королем Ливонии в 1570 г. датский принц Магнус в 1578 г. перешел на сторону Речи Посполитой. Шведы захватили Нарву. Стефан Баторий подошел к Пскову (1581). Лишь героическая оборона псковичей не позволила ему взять город, который выдержал осаду 100-тысячного польско-литовского войска. Неудача под Псковом вынудила Стефана Батория заключить с Россией в 1582 г. Ям-Запольское перемирие, по которому Россия потеряла Велиж на границе Смоленской земли, но сохранила устье р. Невы. По перемирию со Швецией в Плюссе в 1583 г. Россия отдавала ей Нарву, Ям, Копорье, Иван-город.

Несмотря на проигранную войну, русское правительство не считало борьбу за выход к Балтике завершенной. Именно поэтому в 1582–1584 гг. активизировались попытки создания союза с Англией. Во второй половине XVI в. не удалось ликвидировать угрозу, исходящую от объединенного в 1569 г. по Люблинской унии польско-литовского государства — Речи Посполитой. Король Стефан Баторий надеялся реализовать планы покорения России и организации похода против Османской империи. В целом задачи, поставленные в ходе активной внешнеполитической деятельности России во второй половине XVI в., были осуществлены значительно позже — в начале XVIII в., в период правления Петра I.

Культура. Процесс складывания единого централизованного государства отразился и на развитии русской культуры. Причем влияние его было неоднозначным. В частности, были утрачены многие особенности развития местных культурных традиций, «не вместившиеся» в общий ее ход. Так, например, местное летописание сменяется единой великокняжеской летописью, исчезают целые иконописные школы, как это случилось, например, с тверской иконописью.

В XVI в. интерес к повествовательной, беллетристической литературе, характерной для второй половины XV в., значительно падает. Большое развитие получает публицистика. Важнейшие вопросы жизни общества становятся предметом широкого обсуждения не только церковных, но и светских авторов.

В «Сказании о князьях Владимирских» обосновывались важнейшие идеи официальной доктрины самодержавия, а сам род московских государей возводился от «Августа Кесаря». Вопрос о характере власти обсуждался и в полемике иосифлян и несгяжателей. И если Нил Сорский участия в полемике не принимал, то его ученик, бывший опальный князь Вассиан Патрикеев, уделял ей большое внимание.

Вопрос о власти и государстве занимал дипломата Федора Карпова и «бедного воинника» Ивана Пересветова, но уже как светских людей. И Ф. Карпов в своих посланиях, и И. Пересветов в своих произведениях, особенно в так называемых Челобитных (написанных в 40-е — начале 50-х годов), обосновывали необходимость сильной государственной власти, но построенной на принципах справедливости и права. Царистские настроения сильнее выражены у Пересветова, яркого защитника дворянских интересов, Ф. Карпов же, пожалуй, впервые в русской публицистике рассматривает государство не как божественное, а как людское установление и подчеркивает, что «милость без правды малодушество есть», а «правда без милости мучительство есть».

Нужно отметить, что яркие, талантливые публицисты — А. Курбский и Иван Грозный — в полемике, которую открыл Андрей Курбский своим посланием Ивану после бегства в Литву в 1564 г., выражают более архаичную позицию: отношение к государству как творению божественному. Правда, делают они из этого противоположные выводы. Иван — о праве на самовластие, Курбский — о долге государя заботиться о своих подданных.

Большое место в полемике первой половины века занимал вопрос о праве монастырей владеть землями, заселенными крестьянами. Противники такого землепользования получили название нестяжателей. Чисто церковный вопрос приобрел такое значение потому, что из него можно было сделать реальный политический и экономический вывод — попытаться ликвидировать или, во всяком случае, уменьшить размеры монастырских владений, что и пытался сделать Василий III. За отказ от стяжательства и монастырских владений высказывался и афонский монах Максим Грек (он же Михаил Триволис), прибывший в Россию в 1518 г. в качестве переводчика и справщика книг Святого писания. Много лет проживший в Италии, широко гуманистически образованный иностранец вызвал у русских большой интерес. Вокруг него собрался кружок людей, который иноща называют академией Максима Грека. Русских собеседников и адресатов Максима интересовали богословские вопросы, история западного мира и религиозных епоров на Западе и многое другое. После периода фавора Максим Грек попадает в опалу и решением соборов 1525 г., а затем и 1532 г. приговаривается к монастырскому заточению. И если Максим Грек и Вассиан Патрикеев осуждали эксплуатацию монастырских крестьян с религиозной точки зрения, Иван Пересветов клеймил всякое рабство, исходя из интересов дворян и государя, то Ермолай (постригшийся в 60-е годы в монахи под именем Еразма) считал эксплуатацию недопустимой в силу того, что крестьяне — необходимейший элемент общественного устройства. Особенно ярко эту мысль он выразил в своем трактате «Благохотящем царем правительница и землемерие»: «В начало же всего потребна бо суть ратаеве: от них бо трудов есть хлеб от сих же всех благих главизна».