История ромеев, 1204–1359 - [16]
2. По взятии Константинополя латинянами римское государство, подобно большому кораблю, который не в состоянии бороться с порывами ветра и морскими волнами, распалось на множество обломков и частей. Один управлял одною, другой другою частью, кому как посчастливилось, пока наконец Феодору Ласкарю не удалось быть провозглашенным[78] в цари в никейской митрополии, на тридцатом году жизни. Тогда одни, уступая силе, другие по доброй воле подчинились ему, кроме, однако ж, Алексея Комнина[79], имевшего у себя под властью Колхиду, и еще того, который в Европе управлял Фессалией и областью, названной древним Эпиром, — разумеем Михаила Комнина из дома Ангелов[80]. Удаленные на огромное расстояние от столицы, находясь, можно сказать, на диаметрально противоположных концах государства и много полагаясь на естественные укрепления, они смело приобрели себе владения и закрепили их за собою до настоящего времени, передав их, как какое-нибудь отцовское наследство, своим детям и внукам. Стояло весеннее время, когда латиняне взяли столицу. Они разделили ее между собою на три части: одну получил Балдуин, граф Фландрский, другую Людовик, граф блезенский[81], третью маркграф Монтеферрата. Последний один объявлен был королем[82] Фессалоники и окрестных мест, а царем был провозглашен Балдуин. Он немедленно же отправился на западные города, рассеянные около Фракии, и в самое короткое время покорил их все. А маркграф Монтеферрата, дошедши до Фессалоники и овладев ею, очень легко, как пламень, оттуда разлился по всем лежавшим впереди селам и городам, пока не вторгся в самый пелопоннесский полуостров. Так успешно в этом году шли дела латинян. На следующий же год они начали грезить о том, чтобы напасть и на восточную часть империи и покорить себе все, там находящееся, чтобы у римлян не осталось никакой надежды восстановить свое царство. С наступлением весны латинские войска стали уже готовиться и к переправе на востоке с Балдуином. Очень может быть, что они и переправились бы и истребили бы последние остатки римлян, если бы, подобно неожиданному удару грома, не поразила их и не сдержала их движения весть о болгарском восстании. Брат и преемник Асана 1-го Иоанн, составив строй из всех бывших под его властью болгар и прибавив к ним немалое число наемных скифов, расположенных по северным берегам Истра, нашел это время очень удобным для того, чтобы напасть на фракийские села и города, так как римляне находились в большой тревоге и смятении, а латиняне были озабочены слишком важными делами. Потому-то, вынужденные такою крайностью, Балдуин и те, которые разделили с ним империю, сочли нужным обратить все войска назад и ускоренным шагом выдвинуть их на равнину Орестиады. Здесь вступили в бой многочисленные войска с той и другой стороны, и произошла страшная резня, потому что все дрались и отважно, и долгое время. Наконец болгары отступили, — не знаю, потому ли, что не могли долее выдерживать тяжелого вооружения латинян, или потому, что хотели по обычаю заманить их в засады; последнее вероятнее[83]. Когда преследование простерлось уже далеко, из засад выступили скифы; как будто по соглашению с ними обратились назад и болгары; окружив врагов, сверх всякого ожидания они бросились истреблять их без милосердия стрелами, копьями, мечами и землю покрыли кровью и трупами. Латинян было убито множество, потому что при тяжести вооружения они не могли на частые натиски, быстрые обороты и легкие движения скифов отвечать тем же. Скифы некоторых взяли заживо в плен, в числе их был взят и Балдуин. Людовик, граф блезенский, остался на поле битвы. Дукс Венеции Генрих Дандоло с горстью людей спасся бегством, но и он чрез несколько времени умер от ран, полученных в сражении[84]. Между тем толпы болгар и скифов[85], захватив богатство и добро латинян — лошадей и блестящие повозки, бодро двинулись вперед, не встречая уже себе сопротивления ни в ком. Поэтому одни фракийские города добровольно отдались Иоанну; большая же часть из них была взята силою, разграблена и разрушена с их стенами до основания. Так беспрепятственно прошел Иоанн все места до Фессалоники и Македонии, — и из сел, городов и крепостей сделал почти, как говорится, скифскую пустыню.
3. Между тем царь Алексий, испугавшись латинян и тайно убежав из Византии, блуждал по Фракии; потом, схваченный маркграфом Монтеферрата, лишенный всего богатства, какое имел при себе, и, пущенный нагим, долгое время бродил около Ахайи и Пелопоннеса. Наконец услыхал, что его зять по дочери Феодор Ласкарь воцарился в восточной части империи и что ему принадлежат уже не только Вифиния и приморские необширные области, но он простерся уже далеко в средину материка и образовал очень обширные владения, начинающиеся с юга от Карии и реки Меандра и простирающиеся к северу до Галатийского понта и до самой Каппадокии. Но при этом не вознес он благодарственных рук к благодетелю и человеколюбцу Богу, который укротил бурю многоначалия и, сверх всякого ожидания, открыл спасительную пристань тем из римлян, которые уцелели от невзгоды и волнения, произведенных латинянами, и ему самому подал успокоительную надежду и отдых после продолжительного скитальчества и больших трудов. Нет, — такой оборот дел он принял с неудовольствием, весь отдался зависти и недоброжелательству и, коротко сказать, стал собираться с силами для битв и пролития родственной крови. И вот переправляется он Эгейским морем в Азию, тайком пробирается к правителю турков Ятатину, проживавшему в то время у города Атталова
