История Роланда - [38]

А однажды, детки, случились подряд несколько странных совпадений, погубивших наш клуб. В тот день шёл дождь, и первый оратор показал нам свой зонт, вывернутый ветром, с искорёженными спицами. Всю жизнь, произнёс он значительно, я работал. Я не хватал звёзд, но заработал прилично, купил три квартиры. Я думал — обеспечу себе стабильность и тогда не буду ни о чём думать, и займусь литературой, да-да, литературой. И что же? Время ушло, как-то неуловимо ушло, и теперь я бессильный старик, и всё поздно… Я всё просрал! — и он горестно, но с достоинством высморкался. Некоторое время все молчали, а потом выступил мужчина довольно грязного вида, и заявил опровержение: я всю жизнь посвятил литературе! Я всю жизнь писал, и написал три длиннейших, три восхитительнейших романа, и что же? Меня выселили из общежития, и я вынужден ютиться у друзей и подружек, штопать им носки и чистить ботинки… Не я ли всё просрал?.. Мы все испытали неловкость от такого противоречия и очень обрадовались, когда поднялся один из новичков, в меру упитанный, в клетчатом пиджачке, и стал говорить о себе. По его словам, он тридцать лет честно прожил с женой, а она вдруг наотрез охладела к нему и теперь смотрит, как на чужого, и шарахается, и отталкивает, и вопит. А ведь я так нуждаюсь в ласке… Ах, как я был глуп! Сколько я мог иметь любовниц! Десятки! Сотни! Но теперь уж поздно, я потёрт и потаскан… Посмотрите, сколь обильны мои седины! Я никому не нужен! Всё, всё просрал… И мы бы прониклись к нему состраданием, если бы не высокий морщинистый блондин, который прервал его и с печальной усмешкой стал перечислять женские имена, много, много имён, и все они были его любовницами… Но зачем? Скажите, зачем? Ведь человеку нужна только одна, единственная! Ах, как поздно я всё понял… Как поздно осознал… Всё, всё просрал… Мы смущённо переглядывались, хмурились и делали друг другу большие глаза, но нашёлся один смельчак, который поднял руки, призвав к тишине, и сказал: я всю жизнь потратил на себя. Карьера, любовь, развлечения, творчество, путешествия. Но я так мало времени уделял моей маленькой дочери… А теперь она выросла и стала наркоманкой и проституткой! Всё, всё просрал… Его речь тронула всех, мы прослезились и дали себе обещание уделять дочерям больше внимания. Но в этот момент вскочил какой-то уж не знаю кто, и прокричал: а я двадцать лет подряд не отходил от дочери! Я бросил всё и был всегда с ней! Я читал ей Паустовского и Платонова! Я пел ей Палестрину и Пахельбеля! Я… я… А она, сучка, выросла и стала наркоманкой и проституткой! Ну и тогда, детки, как будто что-то щёлкнуло, и мы все упали от хохота. Мы качались по полу и визжали, и корчились, и хлопали себя по ляжкам до полного изнеможения. И с того дня клуб закрылся, и больше никто ни о чём не сожалел.

5C. Истории безоблачного детства. О вениках

В доме к западу от нас, с пышным яблоневым садом, довольно долго проживал тихий и порядочный сосед лет под тридцать, управленец в писчебумажной компании. Он жил с осанистой матерью и двумя кошками, любил ужинать за столиком во дворе, лежать по выходным с книжкой в гамаке, и всегда приветливо здоровался с нами. Поначалу мы присматривали за ним с особой подозрительностью, но ничего преступного не насмотрели, кроме пустячка — авторы всех книжек были на букву Б: Брох, Брехт, Барнс, Бирс и ещё всякие. Скоро нам стало скучно, и мы перестали за ним приглядывать. Мы бы так ничего о нём и не узнали, если бы не видели его почти ежедневно проходящим мимо школы — наверное, его офис располагался неподалёку, и в полдень он выбирался пообедать. Сначала мы не обращали на него внимания, но в какой-то момент он стал появляться с веником под мышкой, каждый день. Это выглядело неожиданно — костюм, шляпа, перчатки и вдруг разудалый веник, с цветными верёвочками, красными и синими, как у цыгана. Неделю или полторы мы выжидали, а потом подошли и спросили прямо:

— Почему?

Он был готов к этому вопросу, и даже не стал уточнять, что именно почему:

— Я борюсь с собственной слабостью.

— Как это?

— Видите ли, однажды матушка отправила меня на рынок за веником. Я выбрал самый большой и красивый веник, и понёс его в руке, потому что в пакет он не помещался. И, может быть, вы сочтёте меня эксцентриком, но по пути я испытывал сильное смущение. Навстречу мне шли другие мужчины — кто с элегантной женщиной, кто с бампером для внедорожника, кто с элитным доберманом, кто с ящиком коллекционного портвейна, кто на худой конец с высокотехнологичным моющим пылесосом — и все, казалось мне, смотрели на меня с презрением.

Мы с братиками открыли рты, но он сделал нам рукой и продолжил:

— Разумеется, на самом деле никто из них не испытывал ко мне презрения. Но меня задело моё собственное восприятие, поймите. С тех пор, чтобы побороть слабость и воспитать себя, я стал ходить за вениками каждую субботу. Но куда мне столько веников, и к тому же, зачем идти непременно на рынок, подумал я недавно. С того дня я просто всегда ношу с собой веник, везде.

Он подмигнул нам, угостил арахисом и распрощался, а мы стали гадать, долго ли продлится его борьба, и сошлись на том, что недолго. Однако мы ошибались: со временем борьба только ожесточилась, и вскоре наш сосед уже не просто носил веник под мышкой, а нёс его высоко над головой, как несут дети игрушечный самолётик, воображая себя пилотами. Иногда он останавливался и провозглашал нараспев: «Люди! Видите ли мой веник? Смотрите же!» А потом он вдруг перестал появляться, и возле нашей школы, и в яблоневом саду — по слухам, мать увезла его отдыхать на воды.