История римских императоров - [7]
Из причин субъективного плана можно привести полуироническое замечание Моммзена, сообщаемое Николасом Мюррем Батлером, впоследствии ректором Колумбийского университета.>35 В период 1884—1885 гг. он находился в Берлине и стал свидетелем того, как на вечернем приеме в доме Эдуарда Целлера Моммзен заявил, что причина, по которой он так и не смог продолжить свою «Римскую историю» периода императоров, кроется в том, что он никогда не мог понять причины крушения Римской империи и упадка античной цивилизации.
Более серьезен другой мотив, почерпнутый нами от самого Моммзена: угасание творческого энтузиазма, без которого он не считал работу плодотворной. В апреле 1882 г. он писал с неаполитанской виллы своей дочери Марии, жене Виламовица: «Мое желание, как можно скорее поселиться на подобной вилле, но не для того, чтобы лучше подготовиться к смерти, которая не замедлит прийти без нашей помощи, а для того, чтобы попытаться вернуться к состоянию моей юности — или лучше сказать — ранней поры жизни, ибо я никогда не был юн в буквальном смысле слова. Меня не оставляет мысль удалиться сюда месяцев на шесть-восемь и выяснить, в состоянии ли я еще написать что-либо достойное чтения. Мне верится в это с трудом не из-за того, что с возрастом силы слабеют, а потому, что у меня не осталось священных юношеских иллюзий относительно собственной компетентности, теперь мне, к сожалению, слишком хорошо известно, как мало я знаю; божественная нескромность меня покинула, а божественная наглость, с помощью которой я еще могу что-то сделать, — всего лишь жалкий ее эрзац».>36 В том же духе он высказывается и в письме от 2 декабря 1883 г. к своему зятю Виламовицу: «Мне недостает непосредственности и апломба молодого человека, берущегося с ходу судить обо всем и поэтому считающего себя на месте в качестве историка».>37 То же самое говорится в предисловии к переизданию труда в итальянском переводе: «Non ho piu come da giovane, il coraggio dell' errare.>38 (Только молодость обладает мужеством совершать ошибки, а я далеко не молод)».
Эти высказывания коренятся в представлениях Моммзена о сущности и задачах историографии. Он рассматривал ее в качестве орудия политической педагогики, поставленной на службу пропаганды национал-либерализма, вершащего свой последний и — cum ira et studio (отнюдь не беспристрастный) суд — таковы его собственные формулировки.>39 То, что именно эта как нельзя более отвечало желаниям публики, доказывает холодный прием, оказанный пятому тому. Правда, молодой Макс Вебер восхищенно писал: «Он все еще старый>40 (в смысле: тот же, каким был в юности)». Однако успех пятого тома был всего лишь данью уважения к прошлым заслугам.>41 Когда пятый том вышел в свет, Моммзена забросали вопросами о времени выхода четвертого тома. Его ответ гласил: «У меня нет больше желания описывать смерть Цезаря».>42 Моммзен всерьез опасался обмануть ожидания читателей. Это не мешало ему — в 1894 г. — полагать, что читающая среда (эти канальи!) вообще не заслуживает того, чтобы ради нее стоило себя утруждать.>43
В 1889 г. он писал: «Не знаю, есть ли у меня еще желание и силы выполнить обещанное в отношении Р. И. IV.>* Мнение публики для меня ничего не значит, а внутреннее удовлетворение от исследовательской работы я получаю в гораздо большей степени, чем от воссоздания исторических картин».>44Тем самым мы затрагиваем четвертую группу мотивов. Моммзен то и дело с пренебрежением отзывается о «невыносимой скуке» и «тошнотворной пустоте» императорского периода,>45 о «столетиях загнивающей цивилизации», о постепенной деградации духовной жизни и огрублении нравов.>46
Христианство — эта единственная жизнеспособная и творческая сила поздней античности — было ему совершенно чуждо. Характерная деталь: в юности этот сын пастора, но homo minime ecclesiasticus>47 — человек, отвращающийся от всего религиозного, — предпочитал называть себя Йенсом вместо Теодора.>48 Таков, очевидно, пятый мотив, который можно почерпнуть из его собственных высказываний. Он недвусмысленно заявлял, что, по-видимому, довел бы свою Римскую историю до конца, если бы раньше познакомился с Харнаком. >49
Харнак был в числе тех, кто побудил Моммзена произнести заключительное слово об императорском периоде. На педагогической конференции, проходившей в Берлине в июне 1900 г.,>50 Харнак посоветовал обратить более пристальное внимание именно на этот период. Для Харнака это было время раннего христианства и отцов церкви. Ответные слова Моммзена звучали: «Нельзя не поблагодарить оратора за его старание заставить нас обратить более пристальное внимание на изучение истории императорского Рима. Я в общем разделяю это мнение с той лишь оговоркой, что нам не обойтись без ограничений. Полная программа обучения по данной теме частично неосуществима, частично сопряжена с опасностями в силу того, что источники почти целиком состоят из придворных сплетен и еще худших вещей. Я полагаю, что процесс преподавания должен сводиться, во-первых, к изучению времени Цезаря и Августа, венчающего республиканскую эпоху (то, что рассмотрение последней должно быть существенно сокращено, уже подчеркивалось), во-вторых — к эпохе Константина. Время, лежащее в промежутке между двумя этими правлениями, мне кажется, вообще должно быть исключено из школьной программы».
