История Рима. Том 1 - [258]

по меньшей мере в 100 тысяч ассов (2 900 талеров); а когда эти два разряда людей действовали заодно, этим решался результат всякого голосования. Право следующих четырех податных разрядов на участие в голосовании имело сомнительный вес: право тех, которые стояли по цензу ниже низшего разряда в 11 тысяч ассов (300 талеров), было в сущности призрачным. При новых порядках хотя всадничество и сохранило свои особые разряды, но право подачи голосов в первой очереди было у него отнято и передано особому разряду, выбранному по жребию из среды первого класса. Право знати подавать голоса в первой очереди имело громадное значение, в особенности в ту эпоху, когда ее влияние на гражданство фактически неуклонно возрастало. Действительно, мы видим, что юнкерство еще было в то время так сильно, что могло замещать исключительно своими людьми должность второго консула вплоть до конца этого периода (до 582 г.) [172 г.] и должность второго цензора даже при следующем поколении (до 623 г.) [131 г.], несмотря на то, что к занятию этих должностей закон допускал как патрициев, так и плебеев; а в самую опасную минуту из всех, какие приходилось переживать римской республике, во время кризиса, вызванного поражением при Каннах, это юнкерство было в состоянии аннулировать вполне законный выбор считавшегося самым способным из полководцев плебея Марцелла на место консула, освободившееся вследствие смерти патриция Павла, — и поступило оно так только потому, что Марцелл был плебей. При этом, конечно, хорошо характеризуют сущность реформы те факты, что право подачи голосов в первой очереди было отнято только у знати, а не у лиц высшего оклада и что, будучи отнято только у всаднических центурий, оно перешло не к избирателям, избранным по жребию из всего гражданства, а исключительно к первому разряду. Этот последний, как и вообще пять разрядов, остался без изменения, только граница между ними вероятно передвинулась книзу в том смысле, что низший ценз как для службы в легионе, так и для права голосования в центуриях был понижен с 11 тысяч до 4 тысяч ассов. Сверх того, в формальном сохранении прежних размеров ценза при общем повышении имущественного уровня заключалось известное расширение права голосования в демократическом направлении. Общее число отделений также осталось без изменения; но если ранее, как было сказано, в 193 голосующих центуриях большинство принадлежало одним только 18 всадническим центуриям и 80 центуриям первого разряда, то после реформы число голосов первого разряда было понижено до 70, в результате чего по крайней мере второй разряд получил возможность голосовать при любых обстоятельствах. Еще более важное значение имела связь, которая была установлена между избирательными отделениями и порядком триб и которая фактически явилась центром тяжести новой реформы. Центурии с давних пор вели свое начало от триб в том смысле, что принадлежавший к какой-нибудь трибе должен был быть переписан цензором к какой-нибудь из центурий. С тех пор как к трибам начали приписывать и некоренных граждан, они тоже стали попадать в центурии, и, в то время как на собраниях по трибам они ограничивались четырьмя городскими кварталами, на собраниях по центуриям они были формально уравнены с коренными гражданами, хотя в состав центурий, по всей вероятности, и вмешивался цензорский произвол, обеспечивавший также и на собраниях по центуриям перевес за гражданами, приписанными к сельским трибам. При реформированном порядке этот перевес был утвержден законным образом в том смысле, что из 70 центурий первого разряда каждой трибе было предоставлено две центурии и, следовательно, некоренные граждане получили всего только восемь; аналогичным образом и в прочих четырех разрядах перевес обеспечивался за коренными гражданами. В том же смысле было отменено и существовавшее до того уравнение в правах голосования между вольноотпущенниками и свободнорожденными, причем вольноотпущенники — коренные жители — были причислены к четырем городским трибам. Это было сделано в 534 г. [220 г.] одним из знаменитейших приверженцев партии реформы, цензором Гаем Фламинием, и спустя 50 лет (585) [169 г.] подтверждено и усилено отцом обоих инициаторов римской революции, цензором Тиберием Семпронием Гракхом. Эта реформа центурий, быть может во всей своей совокупности также исходившая от Фламиния, явилась первым важным изменением конституции, которого новая оппозиция добилась от нобилитета первой победой настоящей демократии. Сущность этой реформы заключается частью в ограничении цензорского произвола, частью в ограничении влияния, с одной стороны, нобилитета, а с другой — некоренных граждан и вольноотпущенников, т. е. в преобразовании центуриальных комиций согласно с тем принципом, который уже преобладал в комициях по трибам; это было целесообразно уже потому, что выборы, рассмотрение законопроектов, уголовные преследования и вообще все дела, требовавшие содействия гражданства, производились в комициях по трибам, а неповоротливые центурии созывались большей частью только тогда, когда этого обязательно требовали законы или установившиеся обычаи — для выбора цензоров, консулов и преторов и для объявления наступательной войны. Отсюда видно, что эта реформа не внесла в государственную конституцию никакого нового принципа, а только дала более широкое применение принципу, уже давно получившему решающее значение на тех собраниях граждан, которые всего чаще собирались и имели самое важное значение. Ее демократические, но вовсе не демагогические тенденции ясно обнаруживаются в той позиции, какую она заняла по отношению к подлинным опорам всякой действительно революционной партии — пролетариату и вольноотпущенникам. Поэтому и не следует придавать слишком большого практического значения этой перемене в порядке подачи голосов на первоначальных народных собраниях. Новый избирательный закон не помешал одновременному возникновению нового политически привилегированного сословия и в сущности едва ли даже затруднил его. В том, что мы не в состоянии ни в чем подметить фактического влияния этой знаменитой реформы на ход политических дел, виновата конечно не одна только скудость дошедших до нас преданий. Впрочем, с этой реформой стоят в тесной связи и ранее упомянутое упразднение тех римских гражданских общин, которые были лишены права голоса, и их постепенное слияние с общиной полноправных граждан. Нивелирующий дух партии прогресса естественно стремился к устранению всяких различий в среднем сословии, а пропасть, отделявшая граждан от неграждан, в то же время становилась все более и более широкой и глубокой. Подводя итог всему, чего желала и чего достигла партия реформы того времени, мы найдем, что она с несомненными патриотизмом и энергией старалась противодействовать и до известной степени противодействовала усиливавшемуся упадку нации, особенно исчезновению крестьянского сословия и старинной строгой нравственности и бережливости и вместе с тем чрезмерному политическому преобладанию нового нобилитета. Но в ее деятельности не видно никакой высшей политической цели. В этой оппозиции, конечно, находили для себя верное и сильное выражение и недовольство толпы и нравственное негодование лучших людей, но мы не видим у нее ни ясного понимания причин зла, ни твердо обдуманного плана улучшения в целом. Как ни достойны уважения все ее стремления, в них проглядывает какая-то необдуманность; чисто оборонительное положение ее приверженцев не предвещает хороших результатов. Трудно решить, мог ли человеческий ум вообще исцелить недуги, но сами римские реформаторы того времени, как нам кажется, были скорее хорошими гражданами, чем хорошими политиками, и великую борьбу старого гражданства с новым космополитизмом вели как-то неумело и по-мещански.