История Рима - [103]

Под непосредственным наблюдением Цицерона пятеро главнейших заключенных отведены были в старинную тюрьму у подножия Капитолия, там они были задушены. Народ восторженно приветствовал Цицерона, когда он объявил, что заговорщики умерли, сенат поднес ему титул «отца отечества». Но это было страшное дело: оно было явно противозаконно, а еще важнее, что вопиющее беззаконие совершено было вследствие того, что сознавалась несостоятельность государства иначе справиться с несколькими осужденными аристократами. Горькая ирония судьбы: совершилось это нарушение древнейших прав республики именно тогда, когда старинная аристократия совершенно утратила власть и влияние и когда господствовала демократия.

В начале 62 г. окончательно подавлено было и восстание. Катилина и его ближайшие пособники пали в решительной упорной битве недалеко от Пистойи. Армия бунтовщиков была частью уничтожена, частью рассеяна. Жестокие уголовные преследования были возбуждены по всей Италии против тех, кто принимал участие в движении. Демократия совершенно дискредитировала себя. Прошло едва 15 лет после того, как она восторжествовала,- и от нее уже отшатнулись все сколько-нибудь зажиточные люди, вся могущественная партия всадников при виде того, каким экономическим потрясениям партия была готова подвергнуть государство и народ. Даже простые граждане были возмущены союзом демократии с анархистами, которые собирались жечь дома и имущество жителей для достижения своих целей. Наконец, и Помпей был явно недоволен своими прежними союзниками, так как начал понимать, что демократия старается от него отделаться. Против сената демократы говорили хорошо и с такою ничтожною силою, какую представлял собою сенат, справиться умели, но они оказались совершенно неспособными добиться сколько-нибудь серьезных результатов в практической политике. Глубокое разочарование и уныние распространились среди партии. Красс собирался уехать со своим золотом куда-нибудь на Восток, даже Цезарь, по-видимому, терял энергию.

Уже не раз высказывалось в Риме мнение, что, как только окончится правление аристократии, станет неизбежною монархия. Не все понимали это ясно, но события последних лет показали всем способным думать и видеть, что без коренного изменения всего государственного строя могло создаться лишь правительство, лишенное всякого авторитета и военной силы, т. е. такое правительство, которое не может править, при котором государство постоянно подвергается бессмысленной и вредной тирании самых бессовестных искателей приключений. Почти все уверялись теперь, что для дальнейшего существования общественного строя необходимо такое изменение конституции, по которому администрация и военная сила были бы связаны теснее. Теперь был и человек, который обладал ореолом славы, огромными богатствами и преданным войском и мог, казалось, совершить это изменение,- Помпей. И всем казалось, что он не только может захватить, но и захватит единолично высшую власть в государстве. Конечно, изменение государственного строя, существовавшего пятьсот лет, не могло обойтись без борьбы, и весьма вероятно, что против нового главы соединились бы лица и даже партии, пока враждовавшие, но едва ли когда-нибудь обстоятельства могли сложиться благоприятнее для подобной попытки. Заговор Катилины окончательно оттолкнул многих от прежних увлечений, вообще революционный вулкан выгорел и угасал. Сулла за 20 лет пред тем осуществил свою волю при средствах несравненно более слабых, чем теперь имел Помпей, и в условиях более неблагоприятных.

Осенью 63 г прибыл в Рим посланец от Помпея, и стало известно, что Помпей заявляет желания совершенно исключительные: он хотел быть консулом и вместе с тем, прибыв в Италию со своими победоносными легионами, желал сохранить их, по особому народному постановлению, под своей командой, якобы для борьбы с приверженцами Катилины. Кроме этого он желал получить общее утверждение всех своих распоряжений на Востоке и обширные участки земель своим солдатам. Аристократия упрямо продолжала видеть в Помпее только человека, выдвинутого демократией, и все его желания встречены были явно недружелюбно. Конечно, стоило только задать себе вопрос: есть ли возможность бороться, если Помпей решится силой получить желаемое? – чтобы сразу понять, что противиться бесполезно. Но аристократия была опьянена победой над Катилиной, а Катон, глава партии, задавать себе такие вопросы был совершенно не способен. Иначе поступил Цезарь. Он понимал, что лучше согласиться, чем уступить насилию,- и пошел навстречу желаниям Помпея. По-видимому, уже в это время он решил, что достигнуть необходимого преобразования государства можно только вступив в соглашение с Помпеем, и пошел по этому пути с полною искренностью и чистосердечием, точно исполняя все принимаемые на себя обязательства и никогда не обманывая того, с кем вступал в соглашение и договор. С большим достоинством и уменьем поддерживал Цезарь в народном собрании желания Помпея. Они не прошли вследствие прямых насилий, примененных ceнатом, но нравственная победа осталась, несомненно и очевидно, на стороне Цезаря. Помпей имел теперь отличный повод начать борьбу: он мог выставлять себя защитником законов, попираемых сенатом,- казнь сторонников Катилины и эпизоды последнего народного собрания были, бесспорно, грубыми нарушениями законности.