История регионов Франции - [9]

. Такое недовольство, однако, по поводу некоторого «офранцуживания» Эльзаса высказывалось в основном не в данном регионе, а в самой Германии, на другом берегу Рейна, вплоть до Пруссии. Немецкие языковые притязания законно возникли во время «подъема национального самосознания» XIX века и пробудили ностальгию: они заставили немцев после 1850 года пожалеть о том, что они потеряли эту провинцию, которую Людовик XIII и Людовик XIV вырвали из единой германской общности в то время, когда Германия не сознавала своего фундаментального единства и была не в состоянии отреагировать с достаточной силой. Но вернемся к эльзасскому вопросу, от которого мы отвлеклись. Пусть это не понравится тем, кто охотно переносит на прошлые эпохи типичные конфликты современности (особенно когда речь идет о «колониальном» централизме и ответных «антиколониальных» выступлениях со стороны тех, кого они считают угнетенными), так вот, пусть это не понравится сторонникам систематического анахронизма, но основная драма в Эльзасе завязалась после 1870 года, а получила свое разрешение лишь в 1945.

Сначала была аннексия: в 1870–1871 годах Бисмарк «посеял зубы дракона», другими словами, захватил Эльзас и часть Лотарингии, что стало роковым поступком, которого избежали более мудрые союзники в 1815 году. Они удовлетворились тем, что отняли у Франции только Саар, где говорили по-немецки, после абсурдной вылазки Ста Дней, из-за которой их терпение иссякло. Аннексия Эльзаса после франко-прусской войны 1870 года отозвалась, как эхом, желаниями, уже сформулированными по другую сторону Рейна начиная с 1850 года. Она как молния упала на провинцию, где меньшинство говорило по-французски, но в большинстве было германоговорящим… и настроенным за Францию: как показали несколько свободных выборов 1870-х годов, протестующие кандидаты, поддерживавшие бывшую власть французов, получили три четверти голосов. Это горький знак глубокого «успеха»…задним числом: он характеризовал два значительных столетия французской политической власти на левом берегу Рейна[18].

У новых хозяев Германии, однако, не было недостатка в аргументах и козырях, чтобы после 1870 года проводить в Эльзасе ту же политику завлекания…или переваривания (но в противоположном направлении), которую раньше практиковали французские правители — от Ришелье до Наполеона III. Немцы постепенно привозили в своих обозах экономическое процветание, социальные законы, многочисленных эмигрантов, родившихся между Эльбой и Рейном, наконец, общность языка, развитие всех уровней образования…и поддержку Конкордата. Призраки французского прошлого удалялись тем дальше из-за того еще, что католическое население Эльзаса, представлявшее собой вначале основную часть сочувствующих французам, было глубоко шокировано антиклерикальными настроениями, нетерпимыми, даже неумеренными, которые насаждала III Республика.

Несмотря ни на что Германская империя держала эту провинцию долгое время в исключительном положении. В 1911 году в Эльзасе, наконец, немцы позволили избрать две региональных ассамблеи: недовольные охотно подчеркнут, даже в наше время, что французские власти не шли и никогда не пойдут так далеко в вопросе децентрализации, как вовремя Второй империи, так и после 1919 года, к концу III Республики[19]. Накануне войны 1914 года местные жители в своих желаниях отошли от «невозможного» возврата к французской родине-матери, они в большей степени стремились к автономии в рамках немецкой имперской системы Гогенцоллернов. И снова Эльзас шел по пути экзистенциального присоединения к германскому сообществу, даже притом, что значительная часть буржуазии в Страсбурге или Мюлхаузе продолжала говорить по-французски и обучать своих детей языку Расина; многие французы к западу от Вогезов приняли существующее положение, поскольку ситуация, справедливо это было или нет, казалась необратимой — первые антигерманские выступления талантливого рисовальщика Анси, несмотря на успех его изданий, не нашли широкого отклика.

В результате Первой мировой войны немецкая власть в Эльзасе стала жестче, вплоть до того, что некоторые высокопоставленные лица берлинской администрации мечтали напрямую присоединить этот регион к Пруссии. Однако, когда немцы потерпели поражение в войне, в 1918–1919 годах Эльзас вернулся под власть Франции, немецкое влияние в этом регионе в то время омолодилось после полувека ассимиляции, уже даже завершенной, и хотя германское население не представляло собой в те годы большинства a priori, тем более не было монополией, оно выступало нерушимой общностью.

Из-за этого Франция не могла с 1919 года найти в Эльзасе ту спокойную психологическую среду, которую можно было бы сравнить с тем гармоничным правлением, которое Франция проводила вплоть до конца Второй империи. (Еще раз повторим, что, чтобы доказать существование этого «потерянного рая», исполненного согласия, достаточно обратиться a posteriori к неопровержимым результатам выборов 1870-х годов и обратить внимание на количество протестующих и настроенных за французов голосов в то время, когда прусская оккупация уже полностью жестко утвердилась в регионе). В середине XIX века тот факт, что в регионе народные массы преимущественно говорили по-немецки, а французский язык уже в достаточной степени распространился среди элитарных слоев общества, в конечном итоге представляет собой лишь второстепенные мотивы национального самоопределения или попросту верного служения французским властям. Но сразу после Первой мировой войны законное преобладание германоговорящего населения, усиленное в течение сорока восьми лет отторжения от французского сообщества в период с 1870 по 1919 годы, становится