История рабства в античном мире - [16]

– как в Пелопоннесе, так и вне его.

В Мессении доряне не могли взять верх. Укрепившись сначала в одном только городе, они в конце концов смешались с местным населением. Они не сумели взять власть в свои руки; на них было наложено ярмо порабощения, то ярмо, которое создало пословицу: «Больший раб, чем мессенец». Наоборот, в Аргосе доряне господствовали, и их господство, хотя и ослабленное, представляет еще подобие такого же господства в Спарте. Ниже класса граждан, в который была включена также часть местных жителей, образовавшая наряду с тремя дорическими трибами свою четвертую, мы встречаем периэков и илотов. Периэков мы узнаем в лице орнеаров; их положение разделяли, смешавшись с кинуриями и некоторыми другими окрестными народностями, ставшие также данниками жители Орней, имя которых было распространено на всех; илотов мы видим в лице гимнетов, которые получили такое название потому, что, независимо от своих земледельческих работ, подобно периэкам, составляли легковооруженную часть войска. Но дорическое племя в Аргосе не сумело удержать в целости этой организации, возникшей в результате завоевания. Восставшие илоты в один прекрасный день оказались хозяевами города, воспользовавшись той несчастной войной против Спарты, в которой погибло 6 тысяч граждан; изгнанные при следующем поколении, они овладели Тиринфом и долго держали под угрозой судьбу освобожденного Аргоса. После такого потрясения периэки могли бы оказаться для дорян не менее опасными, если бы по отношению к ним народ не принял решительных мер. Города, которые сохранились за ними, – Лисы, Орней, Мидея – были разрушены, и их жителям, переселенным в Аргос и пополнившим поредевшие ряды дорян, были предоставлены гражданские права. Это решение, которое противоречило прежним дорическим установлениям, открыло для государства новую эру процветания и силы.

Коринф, который находился во главе Пелопоннеса, как по своему стратегическому положению, так и по своему значению в качестве торгового города – центра тогдашнего греческого мира, был, несмотря на особенности своего этнического состава, более коммерческим, чем военным, городом. В связи с создавшимися условиями его дорические учреждения подвергались еще более быстрому видоизменению. Тем не менее наряду с наличием огромного числа рабов, которые были необходимы при сложившихся условиях жизни, он имел также своих периэков и своих илотов: илотов мы можем видеть в лице кинофилов, рабов, живших в деревне; а периэков, может быть, в лице жителей тех пяти округов, между которыми была поделена территория, – Герей, Пирей, Киносура, Триподиск и Мегара (Мегара, хотя и была дорическим городом, была подчинена Коринфу еще до начала олимпиад).

В конце концов характерным для дорического государства остается отношение между хозяином и илотом. Периэки для дорян не являлись абсолютно необходимыми. Поэтому в других государствах меньшего масштаба мы видим обыкновенно только население, соответствующее илотам, т. е. то, на которое возложен труд, обслуживающий победителей. Так, наряду с дорянами, уже смешавшимися с местными жителями, так же как в Аргосе и в той же пропорции, в Эпидамне можно встретить землеробов, носящих имя кониподов – «людей с запыленными ногами»; в Сикионе – коринефоров, или катонакофоров, имена которых указывают на их манеру сражаться и на их деревенский костюм и тем самым уподобляют их илотам, с которыми сближали их уже древние; в Гераклее Трахинс-кой – киликранов; в Дельфах – кравгаллидов, которые для аристократии, державшей в своих руках храм с его оракулом, возделывали соседнюю с Киррой равнину.

Те же порядки в более или менее полной форме встречаются в колониях. Колонии в действительности не могли представлять тех же самых отношений. Если некоторые колонии эмигрантов, например критских, крупные и сильные, состоявшие из племен, которые любили всегда находиться в движении, основались на побережьях, где они высаживались, то другие, возникшие благодаря коммерческой деятельности или в связи с другими потребностями, были счастливы, если их принимали там в качестве гостей. Но все-таки во многих случаях встречаются аналогичные подразделения. Гераклея Понтийская, колония Мегары, соединилась с местными народами. Мариандины признали свое подчинение власти дорян, как пенесты в Фессалии, под твердым условием: не быть продаваемыми за пределы страны; отсюда древние писатели вывели заключение, может быть, слишком смелое, что мариан-динов можно было продавать внутри страны. По-видимому, они скорее были данниками, чем арендаторами той земли, которая была им оставлена, и их взносы рассматривались не как оброк, выплачиваемый их хозяевам, но как приношение их правителям. Отсюда их наименование: дорофоры – «приносящие дары».

Другая колония Мегары – Византия – держала в такой же зависимости вифинцев на европейском берегу, и, подобно мариандинам Гераклеи, их также сравнивали с илотами. В Эпидамне, колонии Коркиры, на общественных рабов было возложено занятие ремеслами. В Сиракузах под различными пластами переселенцев, которые приходили из той же метрополии, чтобы стать ядром господствующей части населения, можно было найти местных жителей, порабощенных под именем килликирийцев, или калликарийцев. Аполлония, на берегу Ионического залива, и Фера указываются Аристотелем как города, где свободные граждане властвуют над массой рабов, а Кирена, колония Феры, подобно Сиракузам, демонстрирует наряду с остатками многих последовательных колонизации, как побежденное племя близко связывалось с семьями первых основателей, их первых и основных владык: это периэки – неопределенное название, даваемое земледельцам, зависящим от лиц дорического происхождения, которые в конце концов были включены вместе с жителями Феры в одну из трех триб, установленных Демонаксом.