История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса - [50]
Адамс возразил, что это было бы слишком сурово, что люди не сами себя создают; если страх имеет слишком большую власть над человеком, то такого человека следует скорее жалеть, чем гнушаться им; что разум и время, возможно, научат его подавлять страх. Он говорил, что человек может оказаться в одном случае трусом – и смелым в другом.
– Гомер, – сказал он, – так хорошо понимавший природу и писавший с нее, показал нам это: Парис у него сражается, а Гектор бежит [110]; и убедительный пример того же нам дает история более поздних веков: так, не далее как в семьсот пятом году от основания Рима великий Помпеи, который выиграл так много битв и был удостоен стольких триумфов, он, чьей доблести многие авторы, и в особенности Цицерон и Патеркул, возносили такие хвалы, – этот самый Помпеи оставил Фарсальское поле, прежде нежели сражение было проиграно, и удалился в свой шатер, где сидел, как самый малодушный негодяй, в приступе отчаяния и уступил Цезарю победу, которою решалось владычество над миром [111]. Я не так много странствовал по истории новых веков – скажем, последней тысячи лет, – но те, кто с ней лучше знакомы, могут, несомненно, привести вам подобные же примеры.
Под конец он выразил надежду, что джентльмен, если и принял столь поспешные меры в отношении своего племянника, все же одумается и отменит их. Джентльмен стал отвечать с большим жаром и долго говорил о мужестве и родине, пока наконец, заметив, что смеркается, не спросил Адамса, где он думает ночевать. Тот сказал, что поджидает здесь почтовую карету.
– Почтовую карету, сэр? – говорит джентльмен. – Они все давно проехали. Последнюю вы можете еще разглядеть вдали – она милях в трех впереди нас.
– А ведь и правда – она! – воскликнул Адамс. – Значит, мне надо поспешить за каретой.
Джентльмен объяснил ему, что едва ли он сможет нагнать карету, и если он не знает дороги, то ему грозит опасность заблудиться на взгорье, потому что скоро совсем стемнеет и он, может статься, проплутает всю ночь, а наутро окажется дальше, чем был, от цели своего путешествия. Поэтому он предложил пастору дойти с ним вместе до его дома; ему при этом почти не придется уклониться от своей дороги, а там, в приходе, найдется, конечно, какой-нибудь деревенский парень, который за шесть пенсов проводит его до того города, куда он направляется. Адамс принял предложение, и они двинулись в путь, причем джентльмен снова завел речь о мужестве и о том, какой это для нас позор, если мы не готовы в любой час отдать жизнь за родину. Ночь захватила их как раз в то время, когда они подходили к заросли кустов, откуда вдруг донесся до их слуха отчаянный женский крик. Адамс рванулся выхватить ружье из рук своего спутника.
– Что вы затеваете? – молвил тот.
– Что? – говорит Адамс. – Спешу на выручку несчастной, которую убивают негодяи.
– Надеюсь, вы не такой сумасшедший, – говорит джентльмен, весь дрожа, – вы подумали о том, что это ружье заряжено только дробью, тогда как разбойники, вероятно, вооружены пистолетами с пулями? Здесь наше дело сторона; давайте-ка прибавим шагу да уберемтесь как можно скорей с дороги, не то мы и сами попадем им в руки.
Так как крик усилился, Адамс не стал отвечать, а щелкнул пальцами и, размахивая клюкой, кинулся к месту, откуда слышался голос; меж тем как муж доблести с той же готовностью направился к своему дому, куда и поспешил укрыться, ни разу не оглянувшись. Там мы и оставим его любоваться собственной своею храбростью и осуждать недостаток ее у других и вернемся к доброму Адамсу, который, подошедши к месту, откуда доносился шум, увидел женщину в борьбе с мужчиной, повалившим ее наземь и почти совсем уже осилившим ее. Не было нужды в великих способностях мистера Адамса, чтобы с первого же взгляда составить правильное суждение о происходящем. Поэтому несчастной не пришлось его молить, чтобы он за нее вступился; подняв клюку, он тотчас нацелил удар в ту часть головы насильника, где, по мнению древних, у некоторых людей помещаются мозги, которые он, несомненно бы, вышиб оттуда, если бы природа (которая, как замечено мудрецами, снабжает всякую тварь тем, в чем она наиболее нуждается) предусмотрительно не позаботилась (как это она делает всегда по отношению к тем, кого предназначает для битв) сделать кость в этой части его головы втрое толще, чем у тех рядовых людей, коим предначертано проявлять способности, в просторечии именуемые умственными, и у которых, следовательно, поскольку им необходимы мозги, она должна оставить для таковых несколько больший простор в полости черепа; поскольку же эта принадлежность совершенно бесполезна лицам иного призвания, то у нее есть возможность уплотнить у них затылочную кость, делая ее, таким образом, не столь восприимчивой ко всякому воздействию и менее подверженной размозжению или пролому; и в самом деле, у некоторых лиц, которым предопределено возглавлять армии и империи, природа, как полагают, делает иногда эту часть головы совершенно несокрушимой.
Подобно тому как боевой петух, занятый любовной утехой с курицей, если случится ему увидеть рядом другого петуха, тотчас бросает свою самку и выходит навстречу сопернику, – так и насильник, учуяв клюку, тотчас отпрянул от женщины, спеша напасть на мужчину. У него не было иного оружия, кроме того, каким снабдила его природа. Однако он сжал кулак и метнул его Адамсу в грудь, в ту ее часть, где помещается сердце. Адамс пошатнулся под мощным этим ударом, затем отшвырнул клюку, сжал пальцы в тот кулак, который нами уже упоминался ранее, и обрушил бы всю его мощь на грудь своего противника, если бы тот не перехватил его проворно левой рукою, в то же время устремив свою голову (этой частью тела некоторые современные герои из низшего сословия пользуются, как древние тараном, в качестве грозного оружия: лишнее основание для нас подивиться мудрости природы, соорудившей ее из таких прочных материалов), – боднув, говорю я, Адамса головой в живот, он повалил его навзничь и, пренебрегая законами единоборства, по которым он должен бы воздержаться от дальнейшего нападения на своего врага, покуда тот не встанет снова на ноги, набросился на него, придавил его к земле левой рукой и обрабатывал правой его тело, пока не устал и не пришел к заключению, что он (говоря языком драки) «сделал свое дело», или, на языке поэзии, «что он послал его в царство теней»; а на простом английском языке – «что тот мертв».
