История Православной Церкви до начала разделения Церквей - [35]

Он тотчас же объявил себя почитателем богов Греции и Рима, велел во всех городах открыть языческие капища и, где они были разрушены христианами, построить новые на счет христиан. Он сам принимал деятельное участие во всех языческих торжествах и говорил, что звание верховного жреца для него почетнее и драгоценнее, нежели самый титул императора. Окружив себя языческими философами и софистами и будучи сам образован и учен, он вместе с тем вдавался в языческие суеверия, верил гаданиям и заклинаниям, старался узнать будущее по внутренностям жертвенных животных, считал за великую честь принимать участие во всех языческих обрядах, вставал ночью, чтобы совершить молитву идолам, начинал день жертвоприношением в честь Солнца, которое чествовалось в особенности.

Юлиан понимал однако, что язычество не может иметь силы, если не преобразуется и не очистится. Христианский закон явил миру образец нравственной чистоты, которая внушала уважение и удивление даже неверующим; итак, безнравственность язычества должна была неприятно поражать лучших людей между язычниками. Юлиан старался перенести в язычество дух чистоты и добродетели, свойственных христианству. Он запретил жрецам являться на публичные увеселения; требовал, чтобы они вели жизнь чистую и воздержную, предлагали народу нравственные поучения; велел устраивать при капищах странноприимные дома и больницы, на содержание которых выдавать деньги. "Стыдно нам, — говорил он, — что "галилеяне" (так звал он христиан) содержат не только своих бедных, но еще и наших".

Желая заменить христианство преобразованным язычеством, Юлиан однако не хотел открыто преследовать христиан: он хорошо понимал, что "кровь мучеников есть семя христианской Церкви", и надеялся иными путями подавить столь глубоко им презираемую веру… По восшествии на престол он объявил, что каждый из его подданных свободен поклоняться тому божеству, которое считает истинным. Затем он возвратил из ссылки всех изгнанных за веру. Эта глубоко обдуманная мера имела двоякую цель: достигнуть похвалы за веротерпимость и нанести удар христианству, возвратив тех изгнанников, которые могли снова вселить раздор и смуту в дело Церкви.

Однако скоро он познал свою ошибку: общая опасность от возрождения язычества сплотила все партии, заставила умолкнуть все те споры, которые так долго раздирали Церковь… Ненависть Юлиана теперь главным образом обратилась не на массу народную, исповедовавшую христианскую веру, но на тех вождей и пастырей Церкви, которых он сам этому народу возвратил… Особенно опасался он влияния Афанасия, признаваемого повсюду главной опорой веры и Церкви Православной.

Возвращение Афанасия к Александрийской пастве было народным торжеством, о котором современники вспоминали с умилением, сравнивая его со входом в Иерусалим. Весь город от мала до велика выступил ему на встречу с восторженными восклицаниями, песнями и благодарственными молитвами. Афанасий принялся немедленно за восстановление мира в возмущенной распрями пастве: умея соединить мудрую строгость с кротостью, он старался покрывать снисхождением вины многих, отступивших в смутное время от православия.

Юлиан с раздражением следил за каждым его действием; не прошло еще и года от возвращения Афанасия, как императорским указом было повелено ему удалиться, из Александрии в силу того, что указ, возвративший изгнанников, не имел в виду восстановление епископов на кафедры, которые они занимали до изгнания. Афанасий немедля выехал из города; а когда православные обратились к царю с просьбой возвратить епископа, это еще более раздражило Юлиана, и он велел изгнать Афанасия даже из Египта. И этого казалось мало. Вскоре пришло повеление разрушить главную церковь в городе и предать Афанасия смерти, если найдут его где-либо в Египте. Христиане со слезами провожали любимого епископа; он утешал их и говорил: "Не плачьте, это небольшое облако; оно скоро пройдет". Он на ладье поплыл по Нилу в Фиваиду. Воины, имевшие повеление умертвить его, последовали за ним. Они уже почти настигли его, но Афанасий велел обратить лодку и плыть им навстречу. Воины, не ожидавшие этого, не узнали его. "Далеко ли Афанасий?" — спросили они. "Нагоните скоро, если поспешите", — отвечали им спутники епископа. Они продолжали плыть; а Афанасий вышел на берег и вновь нашел убежище у пустынных подвижников. Изыскивая все способы, чтобы унизить христиан, Юлиан уничтожил все христианские символы на общественных зданиях и на знаменах, вводя повсюду статуи и символы языческих богов, не упускал случаев насмеяться над христианством и в публичных речах своих, и в сочинениях. Христианское духовенство он лишил всех прежних льгот и запретил делать завещания в пользу Церкви. В христианских училищах запретил изучать классических писателей древности под тем предлогом, что христианам довольно своих священных книг, так как сами их учители хвалятся не мудростью, а невежеством и простотой. Наконец, для посрамления их верования, он решил, хотя и обманом, вовлечь их в совершение языческих обрядов и приказал кропить кровью идольских жертв припасы, продаваемые на рынках. Господь не попустил такого посрамления верных. Предание гласит, что на первой неделе Великого поста епископу Константинопольскому явился ночью святой мученик Феодор Тирон и сказал: "Запрети христианам употреблять в пишу купленное на рынке; а пусть те, которые не имеют других запасов, сварят у себя пшеницу с медом". С этих пор ведется в Церкви обычай приносить на первой неделе Великого поста коливо в память святого мученика Феодора Тирона.