История Первого Болгарского царства - [47]

Лев желал мира и был готов уступить заключенных. Он никогда не относился к войне с энтузиазмом и совсем недавно потерял Никифора Фоку, ставшего жертвой злого гения Зауца. Симеон, обнаружив это, решился продолжать сражение. Он ждал, пока все заключенные не были возвращены ему, и тогда, заявив, что его условие не было выполнено полностью, появился снова в полном вооружении на фракийской границе. Новому императорскому командующему Катакалону не доставало способностей Фоки. Он шел с главной императорской армией на Симеона в Булгарофигон и потерпел сокрушительное поражение. Его заместитель, протовестарий Феодосий, был убит; он сам едва спасся с несколькими беженцами. Сражение было настолько ужасным, что один из императорских солдат решился вслед за этим отречься от мира и ушел в отставку, и позднее стал блаженным под именем Луки Стилита[314]. Шел 897 г.

Симеон снова овладел ситуацией; и Лев Хиросфакт вновь выступил с предложением заключить более выгодный мир. Он поставил перед собой неблагодарную задачу. Многое из той корреспонденции, которую он вел с Симеоном и с собственным правительством, сохранилось и показывает, с какими испытаниями, он столкнулся. Симеон продемонстрировал хитрость, высокомерие и подозрительность; он чувствовал, видимо, что противники превосходили его по уму, и поэтому не доверял ни одному их жесту, как если бы они подразумевали некое зловещее значение, которого он не понимал. Письма, которые он писал в Константинополь, составлялись в оскорбительном тоне; он заявлял, что «ни ваш император, ни его астролог не может знать будущее», — замечание, которое, вероятно, должно было раздражать монарха, гордившегося своими пророчествами[315]. Главная трудность состояла в том, что Симеон не желал уступать, даже при условии возврата всех заключенных, 120 000 человек, которых он недавно принял. «О, магистр Лев, — писал князь, — я не обещал ничего относительно заключенных. Я никогда не говорил Вам этого. Я не буду отправлять их обратно, особенно поскольку я не вижу ясно будущее»[316]. Но заключенные были все-таки возвращены, и посол заключил лучший мир, чем кто-либо мог ожидать. Император согласился выплачивать ежегодную субсидию, вероятно, небольшую, но мы не знаем ее точный размер, булгарскому двору[317]; а Симеон, не желавший аннексии новых территорий, вернул империи тридцать крепостей, которые его «лейтенанты» захватили в феме Диррахия[318]; булгарские торговые ряды, очевидно, остались в Фессалониках[319].

Причина такой умеренности лежит на поверхности. Современник данных событий, арабский историк ат-Табари, рассказал о том, как «греки» вступили в войну со «славянами», и греческий император был вынужден вооружать своих мусульманских пленников, которые победили славян, но были вслед за этим быстро разоружены снова[320]. История, очевидно, фантастическая; самое большее, на что император мог пойти в трудной ситуации, возможно, обеспечить оружием оказавшиеся в критическом положении поселения азиатов во Фракии. Симеона сдерживали совершенно другие события. Когда император призвал мадьяр выступить против Симеона, тот решил, что также будет использовать дипломатию, и подкупил печенегов, которые жили за мадьярскими землями, чтобы напасть на них с тыла. Результат, однако, не совсем оправдал ожидания князя. Когда мадьяры, побежденные в Болгарии, вернулись домой — т. е. на свои земли на другой стороне Днестра, который они называли Ателкуз — то обнаружили, что те уже заняты печенегами, народом, которого они смертельно боялись. Мадьяры вынуждены были мигрировать; и поэтому со всеми своими семьями и пожитками они еще раз переплыли реки и двинулись на запад через Карпатские горы в Центральную дунайскую равнину на берега Тисы, служившей границей между болгарскими и моравскими владениями. Для их миграции наступило подходящее время. Великий король Святополк умер в 894 г., а его преемники оказались слабыми и склочными. Их оппозиция была легко преодолена. К 906 г. мадьяры стали господами всей равнины от Хорватии до австрийских границ и Богемии[321].

Симеон не мог позволить себе не обратить внимание на мадьярскую миграцию. Трансильвания и долина Тисы не представляли для него большой важности, кроме соляных шахт, так как соль являлась важным булгарским экспортом. Гордый царь не мог потерять обширные области без борьбы. Но хотя мы знаем, что его отряды и воевали с мадьярами, о накале этой борьбы нам ничего не известно. Согласно мадьярам, греки помогли булгарам, но были побеждены[322]. Вероятно, после нескольких неудачных схваток Симеон решил сократить потери и вывел свои войска. Его обширная трансдунайская империя теперь уменьшилась до равнины Валахии[323].

Миграция мадьяр оказала далеко идущие последствия на историю Болгарии и всей Европы. В данный момент и в течение почти столетия их присутствие воспринималось соседями — славянами, франками и греками — как ужасная неприятность; мадьяры получили особую известность благодаря своим эффективным и постоянным набегам. Но дальновидные франкские и греческие государственные деятели видели в них избавление и благословение. До настоящего времени устойчивые и плодовитые племена славян распространялись из Греции и Италии к Балтийскому морю. Если им суждено было когда-нибудь объединиться — а это могло произойти, — тогда их преобладание в Европе стало бы несомненным. Но теперь посреди славянской массы был вбит клин; северные и южные славяне разделились навсегда. Теперь они должны были идти собственным путем. С появлением нового врага они уже не могли заселять новые земли. Соседние народы были спасены.