История Первого Болгарского царства - [31]

.

О привычках обитателей этих залов мы знаем немногое. Они являлись многоженцами, носили тюрбаны и брюки и, вопреки ожиданию, любили часто мыться[189]. Домашнее рабство было обычным явлением у них, как и везде на Ближнем Востоке. Булгарская религия представляла собой поклонение солнцу, луне, звездам и другим естественным явлениям, которым они молились, принося в жертву людей, а также лошадей и собак. Хвост лошади был их знаменем, и они клялись на мечах[190]. Но ни один из старых храмов и алтарей не сохранился до наших дней, осталось лишь прямоугольное здание в Плиске, которое в более поздние века было преобразовано в церковь[191]. Булгарская религия не имела значительного этического основания; булгары остались жестокими в своих действиях, применяя пытки и смертную казнь, являвшиеся частью всех юридических процессов, с некоторыми изменениями, воспринимавшимися как новомодная гуманность[192].

Подобное состояние дел едва было достойно великой империи. Поэтому Борис задался вопросом, нельзя ли произвести некоторое изменение. Но прежде, чем он смог действовать, он вооружился.

Далеко к северо-западу, в долинах между Богемией и Западными Карпатами, обитали несколько славянских племен, известных под именем моравы. Примерно во втором десятилетии столетия моравы были объединены под властью князя по имени Моимир, который в 833–836 гг. победил князя Прибину из Нитры и расширил свою власть на восток к северному берегу Дуная, до его острой излучины на юге у Эстергома. Данное расширение встревожило франков. Маркграф Восточной Марки и епископ Пассау рассматривали Моравию как законное поле для своих действий, политических и религиозных, и испытывали неприязнь к проявлению местной активности. Они ждали смерти Моимира (845 г.); затем Людовик Немецкий вмешался во внутренние дела государства и принудил моравов присягнуть племяннику Моимира, Ростиславу, не предполагая, что Ростислав мог проявить не только свои способности, но и неблагодарность. Людовик скоро осознал свое заблуждение. Ростислав вначале утвердился в Моравии, а затем начал расширять свое влияние на соседние племена. Чехи стали его надежными союзниками и, вероятно, вассалами; он аннексировал земли авар, которые проживали в среднем течении Дуная, и таким образом стал соседом булгар на Тисе; более того, Ростислав начал угрожать славянским княжествам, которые группировались под франкским сюзеренитетом в бассейне реки Драва и озера Балатон. Людовик Немецкий был бессилен сдержать Ростислава. Его большая экспедиция 855 г. окончилась безрезультатно; даже кампании против чехов оказались неэффективными. Ростислав вмешался в дела франков, поощряя выступление Карломана против Людовика, хотя мудро воздержался от оказания слишком большой помощи сыну мятежника. К 862 г. Ростислав уже являлся правителем империи, простиравшейся от Тисы и озера Балатон до окрестностей Вены и от верховий Одера, Вислы и Центральных Карпат до Богемии, стоящей на страже границ государства. Германские анналисты выказывали свой страх, называя его королем, титулом, который служил только для представления больших независимых правителей[193].

В Европе того времени существовали четыре большие державы, две христианские империи на востоке и на западе[194] и два варварских государства между ними. Ситуация оказалась слишком простой и сбалансированной, чтобы продолжаться длительное время. Первым сделал ход Ростислав. Он долго кокетничал с христианством, но перед ним стояла почти такая же проблема, как перед Болгарией. У моравов распространение христианства оказалось связано с франкским влиянием: миссионеры, которые наводнили страну, являлись слугами епископа Пассау и Людовика Немецкого. И все же христианство стало желанным явлением: оно могло поднять престиж моравского государства и его культуру, и обеспечить большее единство племен на основе империи Ростислава. Но христианство должно было стать национальной религией, а не немецкой или латинской. Беспокойный ум Ростислава искал новое решение этого вопроса.

В начале 862 г. из Моравии в Константинополь отправилось посольство, просившее императора прислать учителя, способного преподать истинную веру на славянском языке[195].

Глава 3. Торговля душами

В это время в христианском мире бушевала война, духовная борьба, которая формировала судьбы всей Европы. Каприз Провидения допустил, чтобы в мире одновременно появились два крупных деятеля духовной истории, чьи амбиции и идеи неизбежно вели к конфликту. В апреле 858 г., благодаря помощи доверчивого западного императора Людовика II, некий Николай поднялся на папский трон в Риме. Восемь месяцев спустя, на Рождество, кесарь Варда, регент Востока, грубо отстранивший прежнего патриарха Константинополя Игнатия, назначил на его место своего друга, первого секретаря Фотия.

Римский папа Николай I был полон безграничной энергии и готов к принятию решений смелых и дальновидных, за что последователи называли папу человеком дела, а не слов, все таланты которого были направлены на достижение одной великой цели — установлению мирового господства католического престола. В это время христианский мир все еще оставался единым, за исключением отдаленного юга и востока, где копты, армяне или несториане потворствовали различным ересям; духовные вершины христианства составляли пять патриарших престола — Рим, Антиохия, Александрия, Иерусалим и Константинополь. Из всех патриаршеств римская епархия, престол святого Петра, всегда по праву считалась первой. Ее юрисдикция простиралась по всей христианской Европе к северу и к западу от Адриатики (если бы не Сицилия и Калаврия), т. е. она подчиняла себе обширную область, значительно увеличившуюся за недавние столетия благодаря распространению христианской цивилизации в странах Балтийского и Северного морей. В сравнении со своим римским соперником патриарх Константинополя казался парвеню, так как данное патриаршество было создано последним; но он всегда обладал большой властью благодаря своей связи с Восточной империей, во всех провинциях которой являлся духовным владыкой. Другие патриаршества не представляли теперь большой важности; их престолы располагались на территориях, находившихся под властью неверных. Хотя патриаршества имели свой порядок старшинства, кроме Рима, ни одна из них не рассматривалась как обладающая наивысшей юрисдикцией над другими; единственным высшим органом церкви являлся Вселенский Собор, на который каждый патриарх посылал своих представителей; такие же представители приглашались на менее важные синоды и советы в любом патриаршестве, но, за исключением Константинополя, их проводили крайне редко; те патриархи, которые чувствовали себя свободно по отношению к светской власти, рассматривали свою власть как вызов авторитету правителей государства