История Омара Хайяма, рассказанная им самим - [25]

– Мало того, что ты, нарушая волю Аллаха, отнимаешь у них Его великий дар, даваемый Им человеку лишь однажды, ты учишь их отнимать жизнь у других, растишь убийц,- сказал я.

– Я воюю с неверными, с отступниками, и эти дела угодны Аллаху,- ответил Хасан.

– Опять я, как когда-то в нишапурской школе, должен напоминать тебе слова Аллаха,- сказал я и прочитал ему аят, который должен знать каждый мусульманин: – «Сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но не нападайте,- поистине Аллах не любит нападающих!»45

– А ты ведь нападаешь,- продолжил я после паузы,- и Аллах найдет тебя или твоих потомков.

– Я не чувствую на себе гнева Аллаха. Ты же видишь, что все наши начинания удачны. Я ушел из Исфахана с пятью бойцами, а теперь у меня государство с пока еще невидимыми границами, и ты находишься в столице этого процветающего государства – в моем «Орлином гнезде». Более того, Аллах предоставил нам возможность управлять ходом событий. Мне достаточно послать одного-двух молодцев из тех, кого ты видишь в этом райском саду, и они отдадут свои жизни, но прихватят с собой на тот свет тех, кто мне мешает или мне не нравится. Переходи ко мне, брат, и ты будешь иметь все, что пожелаешь!

– Зачем я тебе, и что делать ученому среди убийц? – спросил я.

– Любое государство убивает, завоевывая чужие земли или усмиряя свои народы, но ученые украшают эти государства и стремятся быть поближе к трону,- ответил Хасан и добавил: – А здесь ты сам будешь на троне, никому не угождая, а твое имя, уже известное многим, будет украшать наше дело.

На это я ответил ему, что меня не тяготят мои отношения с такими благородными людьми, как Малик-шах и Низам ал-Мулк, и что упомянутой им, Хасаном, известностью моего имени я во многом обязан этим своим высоким друзьям. И еще я сказал Хасану, что я твердо уверен, что творящих злое ждет возмездие Аллаха, а в каком поколении оно настигнет их, это известно одному только Аллаху. Слушая меня, Хасан иронически улыбался.

– От поколения к поколению мы будем становиться сильнее, и могущество наше будет беспредельным,- сказал он.

– Аллах знает лучше! – сказал я, чтобы завершить этот бесплодный спор46.

Хасан огладил бороду, давая этим понять, что эта часть беседы завершена. Мы вернулись в зал и приступили к трапезе. Наш дальнейший разговор касался лишь воспоминаний о школьных годах, о наших детских веселых проделках, об учителях. Веселый пир двух давних друзей, и ничего больше.

На другой день я опять в сопровождении небольшого вооруженного отряда тронулся в путь. Мои спутники были со мной до Нехавенда, где я был определен на постой к людям, по-видимому связанным, как и почти все в этом городке, с Хасаном Саббахом. Со мной они были весьма почтительны и вскоре сообщили, что сюда прибыл караван, следующий в Исфахан. С ним я и продолжил свой путь.

По возвращении в Исфахан я буквально в тот же день запросился на прием к Низаму ал-Мулку, но принят был только через неделю. Я рассказал великому визирю о своих приключениях и выразил свою тревогу по поводу ущерба, который могут нанести вооруженные и одурманенные банджем47 низариты. О своем кровном побратимстве с Хасаном я умолчал, памятуя слова Пророка (да благословит его Аллах и да приветствует) о том, что умение хранить тайны есть качество праведных48. Визирь, выслушав меня, сказал, что ему о деятельности низаритов известно все, поскольку в их лагере есть его лазутчики, и что, по его мнению, опасности для государства эти бандиты не представляют, а, наоборот, их мелкие бесчинства еще более убеждают население царства в необходимости сильной центральной власти. На этом аудиенция закончилась, хотя хитроумные соображения великого визиря были мне непонятны. И поэтому меня, откровенно говоря, уверенность Низама ал-Мулка не успокоила. Предчувствия беды сохранились в моем сердце. Но у меня после этой поездки на север страны появились другие заботы: без Саиды мой дом опустел, а я за то время, пока она была со мной, привык к тому, что под моей крышей звучит женский голосок. И я решил приобрести для себя новую невольницу, дав зарок не привязываться к ней сердцем, как к Саиде.

В ближайший торговый день я в сопровождении слуги отправился на невольничий рынок. Там меня сразу же поразила красота одной из невольниц. Она была высокой, почти с меня ростом, и дешевый изар49 не только не скрывал прелесть и совершенство ее тела, но и подчеркивал красоту ее высокой груди и стройного стана. Я вступил в торг, но не смог выдержать соревнование с богатым купцом. Мы уже оставались вдвоем среди набавляющих, и он в конце концов назвал такую цену, которую я не смог перебить. Я был очень расстроен и, чтобы успокоиться, закрыл глаза и хотел достичь хоть на мгновение высших ступеней сосредоточения, покинув окружавший меня суетный мир. Однако, к своему собственному удивлению, я вместо обычных своих медитационных формул вознес к Всевышнему Йезиду страстную молитву – желание, чтобы эта красавица была рядом со мной.

Когда я вернулся в этот мир и пришел в себя, я увидел, что в нем что-то произошло. Стоял какой-то непонятный мне крик, люди вокруг меня бегали туда-сюда, на рынке царила какая-то паника. И вскоре я узнал ее причину: старого купца, чересчур возбужденного торгом, то и дело выскакивавшего из-под навеса на солнцепек, хватил удар. Протолкавшись через толпу, я, посмотрев на его посиневшее лицо и белки закатившихся глаз, понял, что Йезид призвал его к себе и, скорее всего, отправит в джаханнам50, ибо у людей его профессии всегда найдется для этого достаточное количество грехов. Потом я взглянул на невольницу – ее звали Анис – и заметил радость в ее глазах. Я расплатился с работорговцем и подошел к ней, а она протянула мне руку, чтобы я отвел ее в свой дом. Я повел ее рядом с собой, ощущая незнакомый мне аромат исходивших от нее благовоний, и думал о том, что моему сердцу, видимо, так и не суждено быть свободным, ибо все происшедшее на невольничьем рынке я воспринял как Знак Всевышнего.