История Оливера - [7]

— У него могут быть свои планы, — пришла мне на помощь миссис Стейн.

— Зачем ты всё время решаешь за него? — вознегодовал мистер Стейн. Затем — ко мне, — появляйтесь к пяти тридцати. И приносите свой инструмент.

— Играю только в хоккей, — сообщил я, в надежде отделаться от него.

— Приносите клюшку. Будете выстукивать на ледяных кубиках, — ответил он, — до воскресенья, Оливер.

— Как оно было? — поинтересовался Стив, когда я сдавал ему его жену.

— Чудесно, — восхищённо ответила она, — ты пропустил великолепное представление.

— А что думает Бэрретт? — спросил он. Я собирался отослать его к своему свежеобретённому пресс-секретарю мистеру Стейну, но вместо того просто пробормотал:

— Всё было хорошо.

— Это хорошо, — сказал Стив.

Но про себя я подумал, что теперь влип прочно.

6

Наступило воскресенье. И, естественно, идти никуда не хотелось.

Но мне не везло.

Не было ни срочных вызовов, ни срочных дел. Не было звонков от Фила. Даже обычной простуды — и той не было. Так что, за отсутствием уважительных причин, я обнаружил себя с большим букетом в руке на перекрёстке Риверсайд и Девяносто четвёртой. Рядом с домом Луиса Стейна.

— Ого, — выдохнул хозяин, когда узрел цветочное сооружение, — не стоило.

И уже к миссис Стейн:

— Это Оливер — он принёс мне цветы!

Она выскочила навстречу и чмокнула меня в щёку.

— Заходите и знакомьтесь с нашей музыкальной мафией, — скомандовал мистер Стейн, похлопав меня по плечу.

В комнате оказалось человек десять. Все болтали и настраивали инструменты. Настраивали и болтали. Настроение у них было приподнятым, а звуки, ими производимые — ещё выше. Единственной мебелью, которую мне удалось заметить, было большое сверкающее пианино. Сквозь огромное окно виднелась река Гудзон.

Я пожал всем руки. Большинство было чем-то вроде повзрослевших хиппи. Кроме нескольких тех же хиппи, но помоложе. Какого чёрта я нацепил галстук?

— А где Джо? — поинтересовался я больше из вежливости.

— Будет к восьми, — ответил мистер Стейн, — вы можете пока познакомиться с её братьями. Марти играет на трубе, а Давид на флейте. Обратите внимание, это ведь бунт против родителей. Изо всех троих только Джо хотя бы берёт в руки скрипку.

Оба брата были долговязыми парнями застенчивого вида. Давид вообще оказался настолько стеснительным, что только помахал мне кларнетом. Марти протянул руку:

— Добро пожаловать в музыкальный зоопарк!

— Марти, я ни черта не смыслю в этом, — признался я, — спроси меня, что такое «пиццикато», и я отвечу, что это — телятина с сыром.

— Так и есть, — сказал мистер Стейн, — так оно и есть. И кончай извиняться, парень. Ты совсем не первый, кто приходит сюда просто слушать.

— Нет? — переспросил я.

— Конечно нет. Мой покойный отец вообще не знал ни единой ноты.

— Оливер, пожалуйста, либо скажите ему, что все ждут, — обратилась ко мне миссис Стейн, — либо садитесь сами и берите скрипку.

— Терпение, дорогая, — отозвался хозяин, — я хочу быть уверен, что он чувствует себя, как дома.

— Я чувствую себя, как дома, — вежливо ответил я. Он усадил меня на стул и поспешно присоединился к оркестру.

* * *

Это было потрясающе. Я сидел и смотрел, как ребята, которых мои приятели-преппи назвали бы чокнутыми извращенцами, создавали фантастическую музыку.

Моцарт, потом Вивальди, потом парень по имени Люлли, о котором я вообще никогда не слышал.

После Люлли был Монтеверди и лучшая пастрама, которую я когда-либо пробовал. В антракте ко мне подошёл длинный застенчивый брат Давид и таинственным шепотом спросил:

— Это правда, что вы хоккеист?

— Был, — кивнул я.

— Мог бы я спросить у вас одну вещь?

— Конечно.

— Как сыграли сегодня «Рэйнджеры»?

— М-м... Не помню, — он был ужасно разочарован. А как объяснить ему, что Оливер Бэрретт, бывший фанат хоккея, в настоящее время так погрузился в юридические джунгли, что забыл посмотреть, выиграют или проиграют «Рэйнджеры» его обожаемым «Бостон Брюинс».

Потом появилась Джоанна и поцеловала меня. Кажется, это было чем-то вроде ритуала. Она целовала всех.

— Они ещё не свели тебя с ума?

— Нет, — ответил я, — это здорово.

И вдруг до меня дошло, что я вроде как и не вру. Гармония этого вечера была не только в музыке. Она чувствовалась во всём. В их беседах. В комплиментах по поводу особенно закрученного прохода.

Из того, с чем я мог сравнивать, это немного напоминало то, как заводят друг друга хоккеисты Гарварда перед тем как пойти и порвать соперника.

Только здесь они заводились просто от того, что играли — все вместе. Тут чувствовалось до чёрта этого... сопереживания.

Я никогда не был в таком мире.

Кроме как с Дженни.

— Доставай скрипку, Джо, — скомандовал мистер Стейн.

— Ты сошёл с ума, — выразила она протест, — Я абсолютно не в форме.

— Ты тратишь слишком много времени на медицину. Стоит хоть столько же заниматься и музыкой. Кроме того, Баха я оставил специально для тебя.

— Нет, — твёрдо ответила Джоанна.

— Ну же. Оливер просидел тут три часа, чтоб услышать тебя.

Она покраснела. Я попытался протестовать, но без шансов быть услышанным.

Мистер Стейн повернулся ко мне:

— Может попросишь свою подругу сходить наконец за скрипкой?

Не успел я среагировать, как Джоанна — теперь совершенно пунцовая — прекратила протестовать.