История одной практики - [33]
Вообще, у нас больше всего людей. Тех самых, которые хому хомо сапиенсы. Гномов — процентов пятнадцать, эльфов — чуть меньше. Встречаются оборотни, но, сколько их, вам и в Лунном храме не скажут. Ходят слухи, что то ли в Западной, то ли в Восточной Рыбалке их много живет, но лично я не проверяла.
А вообще, тут кого угодно можно встретить, и не только из-за замещений, но и из-за нас, алхимиков. О химерах, конечно, все слышали, но не все представляют, кто это на самом деле такие. Произнесешь «химера» и воображение рисует какое-то странное, и даже страшное существо, с огненной львиной гривой, воловьими глазами, орлиными золотыми крыльями и лапами. А еще с зубами, щупальцами и рогами. Чудовище прямо какое-то. А с нашей, с алхимической точки зрения, химера — существо, несущее гены и признаки нескольких существ, которые в естественных условиях самостоятельно не могли бы дать общее потомство. В принципе, если широко смотреть, то мой теперешний шеф, Квентин, тоже химера, поскольку эльфы и люди как раз потомства обычно не дают. Я предполагаю, у его матери была какая-то редкая генетическая мутация, позволившая ей забеременеть от эльфа. С удовольствием бы ее изучила, но, увы, его мать пропала тогда, когда мои родители только начинали задумываться, а не провести ли им еще один опыт специфического толка у себя в спальне.
Разумеется, такого рода мутации редки, иначе мир был бы заполнен химерами. Нет, я не шучу, люди вообще любят совать, куда попало, не только свой нос, но и другие части тела. Мир был бы тогда куда более интересным местом. Но то, что не может сделать природа, мы, алхимики делаем в лабораториях. Конечно, большинство наших опытов заканчиваются нечем, но есть и удачи, ушедшие в серию. Руновые кошки, к примеру. Крупные, как овцы, с уникальным мехом и вкуснейшим деликатесным мясом. Или курицы моа, на которых можно ездить вместо лошадей. Само собой, создание разумных химер, скажем так, не рекомендовано, но вовсе не запрещено. И именно генетика — это моя специализация, и моя самая большая любовь, а то, чем я здесь занимаюсь — это не от хорошей жизни, на самом деле. Когда-нибудь я к ней обязательно еще вернусь. Ну а пока…
Пока же я сложила мемографии стопочкой на столе Квентина, перечитала свой протокол и положила его рядом. Поправила, чтобы все лежало аккуратно, и прошла к себе за ширму. Материал, наконец, «подрос» и пришло время консервировать его в янтарь, что требовало известной сноровки. А химеры… химеры меня еще дождутся.
Селена де Трие, вампир, следователь-капрал Стражи
Свиклай сел с нами в закрытую карету, и мы поехали без лишней суеты и спешки.
— Главное, ведите себя естественно, — внушал он циркачу и девочке. — И ни о чем не беспокойтесь. Мы вас вытащим. Даже не сомневайтесь. У нас в операции задействованы лучшие кадры. Селена вот.
Конечно, приятно, что тебя так ценят, но мое присутствие этих двоих нервировало еще больше.
— То есть, когда нас будут бить, она будет нас защищать? — спросила девочка.
Это «когда» вместо «если» много мне сказало о ее настрое.
— Никто вас и пальцем не тронет, — сказала я.
— Пальцем-то ладно, а вот если ножом или дубиной, — вздохнула Алиса, глядя через зарешеченное окно.
Между прочим, мне тоже не нравится, когда в меня ножами тычут и в непосредственной близости дубинами машут. Особенно заостренными, особенно из осины или рябины. Конечно, вряд ли они ждут вампира, и вряд ли у них будет оружие, способное нанести мне существенный вред, но ведь весь нюанс скрывается в слове «существенный». Я за свою, не такую уж и короткую, жизнь пару раз попадала в переделки, так что точно знаю, что даже незаговоренным клинком в живот — очень-очень больно, а когда бьют чем-нибудь тяжелым по лицу, то страдает не только макияж и чувство собственного достоинства. Разумеется, я регенерирую, да и драться давным-давно научилась, но все равно неприятно.
Прокрутив это в голове, я вдруг поняла, что должна чувствовать эта маленькая девочка, удар ножом в живот для которой будет фатальным, а удар дубиной по лицу навсегда сделает ее крайне непривлекательной. Илис назвал ее лисенком, и, действительно, сейчас она была похожа на лисенка, загнанного, жалкого, вздрагивающего от любого громкого звука. Сходство еще тем более усиливалось от того, что Алиса была рыжей.
