История одной любви - [5]

Может быть, тебе это покажется смешным, но я еще не привыкла считать себя взрослой, и люблю посещать только те места, где могут быть и взрослые и подростки. И мне было просто неудобно туда идти. Я знала, что буду стесненно себя чувствовать, а раз так, то это доставило бы мне мало удовольствия, и я сидела бы там, надувшись, что и тебе было бы неприятно. Так что я решила не портить никому настроения и не ходить, хотя мне очень хотелось потанцевать.

Со временем я привыкну к этой мысли, тогда будет видно, а сейчас еще раз прошу: не обижайся!

Теперь мне хочется вернуться к твоим письмам. В одном из них ты писал, что ты хотел мне в тот момент не писать, а говорить вслух. Но мне кажется, что ты лучше выражаешь свои мысли на бумаге, нежели в моем присутствии. В письмах ты пространно рассуждаешь, думаешь, мечтаешь «без расшифровки», а мне потом приходится догадываться, что ты имел в виду, что делать нелегко, да и ошибиться можно.

Теперь о педагогической специальности. Я не стала обсуждать этот вопрос при встрече, а хочу написать об этом сейчас.

Я до сих пор утверждаю и буду утверждать, что никогда не смогу стать учительницей ни по одному предмету. А то, о чем пишешь ты, – все это происходило без моего участия. Я никого не учила, и все то, что исходило от меня, – говорилось не для того, чтобы кого-то научить, а высказывала я свои мысли, нисколько не подозревая, что в это время кто-то чему-то учится. Поэтому я была несколько удивлена твоими словами.

Возможно, – это привычка, но вот сегодня я только приехала, а мне уже хочется написать тебе, а ведь прошло меньше суток!

На этом пока закончу, а остальное скажу завтра…

С наилучшими пожеланиями и горячим приветом. Инна.

3. Только письма

3 октября 1948 года

«Осенние ветры холодной проносятся стаей,

На улице дождь, да и хмуро сегодня вокруг.

Я в эти минуты сижу и тебя вспоминаю,

Мой верный товарищ, веселый, испытанный друг»

Инна!

Сегодня наступил первый выходной лень после твоего отъезда. Прошел он скучно, совсем неинтересно, и может быть, ты действительно права, утверждая, что вместе с собой забрала и солнце, и все остальное хорошее. Ну что ж, я буду рад, если оно всегда будет освещать твою большую жизненную дорогу.

Хочется только прибавить, чтобы она освещалась не только этими внешними источниками, но прежде всего твоим внутренним духовным светом, чистотой и светом твоих мыслей, возвышенностью и благородством твоих стремлений, светом той большой цели, которой ты хочешь посвятить свою жизнь.

Очень часто бывает, что наш внутренний свет бывает слабее внешнего, и тогда он гаснет в более ярких внешних лучах, и сама цель теряет свой собственный блеск, превращаясь лишь в предмет, послушно и безучастно отражающий чужие лучи.

Нужно, напротив, чтобы свет души был сильнее внешнего, тогда он резче освещает дорогу, а сама цель из предмета отражения превращается в чудесный источник большого тепла и самого сильного и самого красивого света. А каждый источник, излучающий свет и тепло, вместе с тем излучает жизнь, приводит в движение множество явлений, короче – преобразует жизнь!

Так и люди, обладающие большим внутренним теплом и светом, вместе с тем обладают и этой замечательной способностью – приводить в движение, повышать инициативу, стимулировать жажду к большому делу у окружающих их людей.

Я хочу, чтобы ты всегда знала и всегда помнила об этом и никогда не допускала бесцельного светоизлучения, которое освещает не твою конечную цель, и не то, что стоит на пути к ней, а что-то постороннее, чуждое и тебе, и людям, в которых ты видишь попутчиков на своем пути.

Ты сейчас опять скажешь, что придется о чем-то догадываться и понимать в переносном смысле… Конечно, да!

Но я не сомневаюсь, что ты все-все понимаешь. Хочется еще привести в знак доказательства хорошо знакомые тебе слова:

– И ничто ее не потревожит,

И ничто ее не бросит в дрожь.

Кто любил, уж тот любить не может,

Кто сгорел, того не подожжешь!

/Есенин/

О чем говорят здесь последние слова?

Как раз о том, когда люди теряют способность быть источником света и тепла и превращаются в предмет отражения.

Правда?

Не обижайся на меня за то, что мое сегодняшнее письмо я посвятил именно этому вопросу. Я это сделал просто потому, что на улице так нехорошо, что при виде этой сырой темноты становится действительно холодно.

Меня согревают мои теплые мысли о тебе, именно потому я и написал о внутреннем тепле и свете.

А сейчас хочу спросить:

– Почему ты бросила трубку и рассердилась на мое молчание? А я

специально молчал и знал, что ты мне напомнишь об этом. Я оказался прав.

Ну, хорошо, прости. Быстрее выздоравливай. Желаю успехов во всем.

До свидания.

С горячим приветом и глубоким уважением – Борис.

* * *

8 октября 1948 г.

«Нет большего горя, как в минуты грусти вспоминать о минувшей радости».

Боря!

Время только 17.30, но уже смеркается, а у нас погас свет. Иду на почту и решила написать несколько слов и тебе. Ведь письма идут очень долго, а мне хочется все время говорить с тобой.

Я не знаю, придется ли мне быть в Потсдаме или нет на этой неделе. Никаких официальных дел у меня там пока нет, но я думаю настоять, придумать какую-нибудь причину. Впрочем, они сами догадываются, почему я прошусь туда.