История одной компании - [31]

– Вот я и удивляюсь твоему хладнокровию. Ты счастливый человек, все понимаешь.

– Могу поделиться своим счастьем. В счет тех двухсот рублей, что я тебе должен.

В комнату заглянул помреж.

– Готовы? Начинаем.

Они встретились через полчаса уже на сцене. Спектакль катился, как вагонетка под гору. Реплики сами срывались с языка. В нужных местах зал взрывался аплодисментами.

– Я тебя сто раз предупреждал, – вдруг сказал Бутенко. Это получилось случайно. В тексте было: «Я тебя предупреждал».

Ивановский на секунду запнулся (словно под колесо вагонетки попал камешек), потом сдвинул набекрень военную фуражку с немецкой кокардой и невозмутимо ответил:

– А я тебе сто раз говорил…

Не оборачиваясь, Бутенко чувствовал, что за кулисами возникает маленький ажиотаж.

Теперь началась игра. Скуку как рукой сняло.

Вся труппа, словно в едином порыве вдохновения, лихо гнала текст, куда только можно вставляя слово «сто».

– Я сотый раз смотрю на эту деревню…

– Я получил сотое донесение от партизан…

– Я вам сто раз отвечала: ничего не знаю.

– Открываю сотый замок…

– Мы сто раз стреляли в этого офицера…

– Я принесла вам сотую бутылку.

В середине третьего действия, когда Бутенко, убитого в сотый раз, унесли за кулисы, к нему подскочил директор.

– Юра, это же черт знает что такое!.. Директор не находил слов. Бутенко приоткрыл портьеру.

– Смотрите, зал считает, что так и надо. Как принимают! Блеск! И ребята стараются.

«Чудо», которое произошло тринадцатого числа, в понедельник, в день, когда ничто хорошее произойти не может, было, как и все чудеса, хорошо подготовлено.

Лаборатория, где работал Чернышев, занималась, как говорится, одним узлом одной системы. Лучшие люди при помощи метода так называемого «научного тыка» долго ломали головы, но ничего выдающегося придумать не смогли и наконец решили сделать так, как получалось. А получалось так, что узел, который должен быть не больше маленького приемника, своими размерами напоминал шкаф. Именно тогда и стали замечать за Чернышевым нечто странное. Он худел на глазах. Парень, раньше блиставший остроумием, теперь не мог произнести двух правильно построенных фраз. На работу он приходил бледный, с темными кругами под глазами. Начальник лаборатории решил, что Чернышев намертво влюбился. Была высказана гипотеза, что виной всему «Петровская» водка, снова появившаяся в магазинах. Как видим, злые языки резвились вовсю.

Но у работников библиотеки с грифом первой секретности было иное мнение. Они возненавидели Чернышева за то, что он запирался в читальном зале и задерживал их на много часов после работы. Так шло время, пока Чернышев наконец не решил, что он просто бездарность и что дикое напряжение нескольких месяцев, вечера в библиотеке и бессонные ночи – все ни к чему и вообще не податься ли ему в работники коммунального хозяйства.

Он посмотрел две фильма подряд, погулял по парку, побродил по улицам, потом зашел в кафе. Целый день он думал о чем угодно, только не о том, над чем ломал голову столько времени. Но в ожидании официантки он взял салфетку, машинально стал что-то чертить на ней, взглянул и тут же порвал. Сначала не поверил. Решение, как часто в подобных случаях, было удивительно простым. Ночью он сел за расчеты. А через две недели пришел к начальнику отдела и сказал: надо делать не так, а вот так, так и так. И вот мои вычисления.

Первым побуждением шефа было послать Чернышева проспаться или опохмелиться. Он еще не сошел с ума, чтобы изучать интегралы Чернышева. Но потом шеф зашел в другой отдел, к доктору наук Василию Петровичу, и попросил проконсультировать вычисления Чернышева.

Василий Петрович был из тех теоретиков, что, например, увлекшись шахматами, знают защиту Чигорина лучше самого Чигорина, но никогда в жизни не сдвинули пешки. Рассчитать – пожалуйста, но играть самому? Зачем зря тратить время?

В понедельник, тринадцатого, Василий Петрович явился к шефу Чернышева и сказал, что он не завидует Осетинскому. Осетинский, который сидел на этой проблеме пять лет, теперь может повесить свои работы в любом ватерклозете на первом же гвозде. И вообще этот мальчишка съел Осетинского. В записях Чернышева все правильно – раз, он удивительно талантливый парень – два, это готовая кандидатская диссертация – три. Шеф, как и все администраторы, был не очень силен в теории, но зато очень быстро перевел итоги работы Чернышева в сферу плана и премий.

Шеф вызвал начальника лаборатории и ознакомил его с расчетами Чернышева и с отзывом Василия Петровича. Посовещавшись, они пригласили Чернышева.

Чернышеву было сказано, что хватит быть раком-отшельником, ему дают группу, пускай он заставит этих лоботрясов считать. И вообще лаборатория начинает работать на него, и все надо делать в темпе: сроки поджимают. Было также сказано, что прибавка к зарплате в размере трехсот рублей, вероятно, не помешает. Кстати, заметил шеф, у меня существует план по кандидатам наук, нечто вроде продразверстки, и есть такое мнение, что если Чернышев сдаст кандидатский минимум, то только что представленная им работа вполне сойдет за диссертацию и защита ее будет делом решенным. Но нужды производства прежде всего, и отпуска Чернышеву никто не даст. Так что пусть выкручивается сам. Не умрешь, все так начинали. В таком разрезе. Усёк? Теперь иди.