История одного ужина - [16]

Серв мог бы ограничиться привычным «Да» — постановка заданного наспех вопроса не обязывала его к более пространному ответу, однако он продекламировал немного нараспев, насколько это возможно для голоса, лишенного человеческих модуляций:

Сбегай, Деметрий, на рынок к Аминту. Спроси три главкиска,

Десять фикидий да две дюжины раков-кривуш.

Пересчитай непременно их сам! И, забравши покупки,

С ними сюда воротись. Да у Фавбория шесть

Розовых купишь венков. Поспешай! По пути за Триферой

Надо зайти и сказать, чтоб приходила скорей.

Марк только скривился — он терпеть не мог классическую поэзию.

— В какой костюм был в тот вечер одет господин Евгеник?

— Европейский темно-серый костюм голландского сукна, — отозвался серв без промедления. — Двубортный пиджак, отложной воротник, пониже правого локтя пятно сигаретного пепла.

Марку ничего не оставалось делать кроме как развести руками.

— Впервые такое вижу. Склероз, но частичный.

— Возможно, господин Иоганес так ужасно декламирует, что серв счел за лучшее все позабыть?

Но Марк не поддержал шутку.

— По крайней мере мы уже можем утверждать, что с его церебрусом не все чисто. Сервы не забывают просто так, даже плохих стихов. Однако боюсь, что больше мы ничего полезного не узнаем, если не разживемся подходящими вопросами. У вас что-то есть на примете?

— Кажется, нет.

— Вот как? И что же будет делать госпожа адвокат?

— Ждать эксперта.

Эксперт не счел нужным сдерживать себя.

— В жизни не встречал двух столь выдающихся великовозрастных оболтусов, — заметил он, плюхаясь в кресло. — Нет, я понимаю, что Христо держит вас при конторе больше из жалости, признаться у меня бы у самого не поднялась рука чтобы вас уволить — ведь на улице вы несомненно погибнете, не в силах даже спрятаться во время дождя под крышу… Нет, я не говорю вам, что вы плохо работаете. Честно говоря, за все время с вами я так и не понял, в чем заключается ваша работа, поэтому не могу судить, плохо вы с ней справляетесь или хорошо… Ладно, допустим Таис Христо нанял для того чтобы целыми днями сидеть перед рациометром и раскладывать пасьянсы — в наше время еще встречаются клиенты, которые падки на такой тип женщин… Таис, я вынужден сообщить, что твои глаза не способы на такой тип излучения, который мог бы повредить мне… Зачем нужен Марк я вообще не знаю, он просто шатается из одной комнаты в другую, лежит временами под своим спиритоциклом, из-за чего весь дом периодически воняет какой-то гадостью, и играет в шахматы с Ясоном. Нет! Я не собираюсь лезть в вашу работу, в чем бы она не заключалась. Но отчего тогда вы считаете себя вправе лезть в мою?

Кир обвел нас негодующим взглядом. Он был по обыкновению взъерошен, самоуверен, полон негодования и разил тем самым ядом, секрет которого до конца времен останется предметом зависти для королевских кобр. Единственной уступкой человеческому обществу, с которым он вынужденно обитал под одной крышей, был относительно пристойный костюм, состоящий, впрочем, из порядком потрепанных брезентовых штанов «джинс», стянутых на его тонкой почти девичей талии широченным армейским ремнем, и какой-то нелепой кофты с воротником. Глаза его сверкали так, точно на лице у него помещалось два небольших окна, ведущих в грозовую ночь, озаряемую время от времени вспышками молний.

Таков был Кир — тот Кир, которого мы знали и к которому мы привыкли.

Поэтому Марк сказал, спокойно пропустив мимо ушей всю тираду:

— Признаю, мы добились немногого. Однако ты забыл, что ни я, ни Таис не являемся чародеями. Так что даже крупица полезных сведений, добытых…

— Немного? — Кир рассмеялся. — Немного? Нет, Марк, «немного» — это то слово, которым можно охарактеризовать вас самих, но никак не результат вашей плодотворной деятельности! Например, ты немного недалек, а Таис…

— А Таис сейчас немного свернет тебе шею! — пообещала я, изображая соответствующий жест. — Если ты, конечно, не заткнешься и не скажешь нам, что смог узнать.

Кир хмыкнул, глядя на меня. Все-таки на него было сложно сердится, хотя иногда его характер делал юного чародея совершенно невыносимым. Когда он улыбался, только его нелепое и нарочито мужское облачение выдавало в нем существо сильного пола. Будь с нами в комнате посторонний наблюдатель, он не задумываясь дал бы руку на отсечение за то, что в кресле сейчас, болтая ногами и ядовито остря, развалилась девушка, причем достаточно миловидной внешности.

Может, поэтому Кир и терпел нас — только в доме Христофора Ласкариса он был совершенно лишен посторонних наблюдателей.

— Значит, вы узнали только то, что наш Галахад подвержен странному склерозу, — подвел итог Кир, когда мы с Марком, перебивая друг друга, закончили говорить. — Он прекрасно помнит все, что с ним было с момента так называемого рождения, но насмерть забыл некоторые детали того самого вечера. Забавно! Какие же выводы вы сделали из этого необычайного факта?

— Серв не в порядке, — буркнул Марк, несколько уязвленный. Результат нашего допроса в устах Кира и в самом деле звучал не очень внушительно. — Вот и все. Какое-то нарушение в церебрусе, которое повлекло дополнительно сбой кратковременной памяти.