История одного преступления - [13]

Поднять голос, крикнуть, найти типографию — вот самая неотложная задача. Но оставался ли еще хоть один свободный типографский станок?

Вошел старый, храбрый полковник Форестье, бывший командир 6-го легиона Национальной гвардии. Он отозвал в сторону Мишеля де Буржа и меня.

— Послушайте, — сказал он, — я присоединяюсь к вам, я в отставке, я больше не командую своим легионом, но назначьте меня от имени левой командиром Шестого легиона. Подпишите приказ. Я сейчас же пойду туда и велю бить сбор. Через час легион будет в боевой готовности.

— Полковник, — ответил я, — не стоит писать приказ. Я сделаю больше. Я пойду с вами.

Я обратился к Шарамолю, которого внизу ждал экипаж.

— Поедем с нами, — сказал я ему.

Форестье был уверен в двух батальонных командирах 6-го легиона. Мы решили сейчас же отправиться к ним, с тем чтобы Мишель и другие депутаты ждали нас в ресторане Бонвале, на бульваре Тампль, возле Турецкого кафе. Там мы должны были решить, что делать дальше.

Мы отправились.

Мы проехали по всему Парижу, где уже замечалось какое-то грозное брожение. Бульвары были запружены взволнованной толпой. Прохожие сновали взад и вперед. Незнакомые люди обращались друг к другу с вопросами — явный признак общей тревоги. Собравшись группами на углах улиц, люди громко разговаривали. Торговцы закрывали лавки.

— Давно пора! — вскричал Шарамоль.

Он с утра бродил по городу и с грустью наблюдал безучастие масс.

Мы застали дома обоих батальонных командиров, на которых рассчитывал полковник Форестье. Это были богатые торговцы полотном; они приняли нас с некоторым замешательством. Приказчики их магазинов, собравшись у витрин, смотрели, как мы проходили. С их стороны это было простое любопытство.

Все же один из батальонных командиров отменил поездку, которая предстояла ему в тот день, и обещал нам свое содействие.

— Но, — прибавил он, — не поддавайтесь иллюзиям; национальные гвардейцы понимают, что они будут разбиты. Мало кто из них выступит.

Полковник Форестье сказал нам:

— Ватрен, теперешний командир Шестого легиона, не очень рвется в бой; возможно, он передаст командование добровольно. Я поговорю с ним наедине, чтобы не слишком напугать его, и присоединюсь к вам у Бонвале.

У Порт-Сен-Мартен мы с Шарамолем отпустили свой экипаж и пошли пешком по бульвару, чтобы ближе присмотреться к людям и лучше судить о настроении толпы.

В результате последней нивелировки мостовой бульвар Порт-Сен-Мартен превратился в глубокую ложбину, окаймленную двумя откосами. Наверху проложены тротуары с перилами. Ложбина предназначена для экипажей, а тротуары для пешеходов.

Когда мы вышли на бульвар, в ложбину вступила длинная колонна пехоты с барабанщиками во главе. Волнующаяся масса штыков заполняла площадку у Порт-Сен-Мартен и терялась в глубине бульвара Бон-Нувель.

Оба тротуара на бульваре Сен-Мартен покрывала огромная сплошная толпа. Было множество рабочих в блузах; они стояли, опершись на перила.

В тот момент, когда голова колонны вступила в узкий проход у театра Порт-Сен-Мартен, из всех уст сразу вырвался единодушный крик: «Да здравствует республика!» Солдаты продолжали двигаться в молчании, но шаги их как будто замедлились, многие удивленно смотрели на толпу. Что означал этот крик: «Да здравствует республика!»? Приветствие? Возмущение?

В эту минуту мне показалось, что республика подняла чело, а переворот опустил голову.

Вдруг Шарамоль сказал мне:

— Вас узнали.

В самом деле, когда мы поравнялись с Шато д'О, меня окружила толпа. Несколько молодых людей закричали: «Да здравствует Виктор Гюго!» Один из них спросил меня:

— Гражданин Виктор Гюго, что нужно делать?

Я ответил:

— Срывайте беззаконные плакаты и кричите: «Да здравствует конституция!»

— А если в нас будут стрелять? — спросил молодой рабочий.

— Тогда беритесь за оружие.

— Браво! — закричала толпа.

Я добавил:

— Луи Бонапарт мятежник. Он совершает сейчас все преступления, какие только можно совершить. Мы, депутаты народа, объявляем его вне закона, но и без нашей декларации самым фактом своей измены он поставил себя вне закона. Граждане! У каждого из вас две руки; вооружите одну руку вашим правом, в другую возьмите ружье и идите на Бонапарта.

— Браво! Браво! — повторяли в толпе.

Один торговец, запиравший свою лавку, сказал мне: — Не так громко. Если услышат, что вы говорите такие вещи, вас расстреляют.

— Ну что ж! — возразил я. — Вы понесете по улицам мой труп, и моя смерть послужит благу народа, если она приведет к торжеству правосудия!

Все закричали: «Да здравствует Виктор Гюго!»

— Кричите: «Да здравствует конституция!» — сказал я.

Из всех уст вырвался оглушительный крик: «Да здравствует конституция! Да здравствует республика!»

Молнии воодушевления, возмущения, гнева сверкали во всех взорах. Я думал тогда, думаю и сейчас, что то была, быть может, решающая минута. Я был готов повести за собой всю эту толпу и тут же начать бой.

Шарамоль удержал меня. Он тихо сказал мне:

— Это поведет только к бесполезному кровопролитию. Все безоружны. Пехота в двух шагах от нас, а вот подходит и артиллерия.

Я обернулся. Действительно, несколько артиллерийских упряжек крупной рысью выезжали по улице Бонди из-за Шато д'О.