История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха - [75]
Вот так мы стояли и ждали, ждали и стояли с перерывами часа три или четыре — не меньше. В перерывах мы получили сапоги, котелки, нарукавные повязки со свастикой и порцию картофельного супа. После каждой «выдачи» мы ждали следующей еще примерно с полчаса. Мы словно находились внутри огромной медленной машины, в которой каждые полчаса что-то щелкало и совершался поворот. Потом — медосмотр, грубый и несколько оскорбительный беглый медосмотр военного образца: высуньте язык, приспустите штаны, «Венерическими заболеваниями болели?», стетоскоп — к груди, свет настольной лампы — между ног, молоточком — по коленке: здоров! После чего состоялось «размещение» в огромной казарме с сорока или пятьюдесятью двухъярусными кроватями, шкафчиками и двумя длинными столами с лавками. Все имело совершенно недвусмысленный военный облик; самое забавное было то, что мы вовсе не хотели стать солдатами, мы хотели сдать асессорский экзамен. Да нам никто и не говорил, что мы должны стать солдатами; не было сказано ни слова, хотя мы уже получили первые наставления.
А именно. Нам велели построиться на плацу. Распоряжался старшина, штурмовик. Не рядовой штурмовик, но штурмфюрер. На обшлаге у него было три звездочки. В этот день я узнал: это означает — штурмфюрер, а штурмфюрер нечто вроде гауптмана в армии. В остальном же он был таким же референдарием, как и все мы. Нельзя сказать, чтобы он выглядел совсем уж не симпатично. Маленький, изящный, брюнетистый юноша с быстрыми, живыми глазами, вовсе не головорез. И все-таки выражение его лица — трудно определимое — чем-то настораживало: к тому же оно было мне знакомо и будило мучительные воспоминания. Внезапно я понял: это была в точности та самая намертво приставшая к лицу наглость, с которой не расставался старина Брок со времени своего обращения в нацистскую веру.
Он скомандовал «смирно», потом «вольно»: или даже скорее не скомандовал, но сказал разумно-убеждающим тоном, как будто объяснял: «Мы здесь играем. Я в этой игре командир. Ну так и не нарушайте правил — слушайтесь меня!» Нельзя было отказать ему в любезности. Он произнес короткую речь, состоящую из трех пунктов.
Первое, чтобы не было никаких неясностей: здесь, в лагере, принято одно обращение, а именно товарищеское «ты»[254].
Второе: наша казарма должна стать образцовой казармой лагеря.
Третье: те, у кого потеют ноги, каждое утро и каждый вечер должны их мыть, это одна из заповедей товарищества.
На этом, объяснил он, сегодняшняя и завтрашняя служба завершена (мы прибыли в лагерь субботним вечером). Увольнительных в город еще нет, но в лагере каждый может делать все, что захочет. «Разойдись!»
Ко всем непонятным и неприятным неожиданностям этого дня прибавилось еще и это тяжелое задание: убить остаток вечера и весь завтрашний день ничегонеделанием.
Мы принялись нерешительно завязывать знакомства: нерешительно, поскольку никто не знал о другом, не нацист ли тот? Осторожность не могла быть лишней. Кое-кто совершенно открыто стал набиваться в приятели к штурмовикам, но те держались гордо и соблюдали четкую дистанцию между собой и своими цивильными коллегами. Они чувствовали себя здесь настоящей аристократией. Я пытался найти лица, которые выглядели бы не по-нацистски. Но можно ли полагаться только на физиономию? Мне сделалось очень неуютно.
Однако со мной заговорили раньше, чем я сам решился заговорить. Быстрым, но внимательным взглядом я скользнул по лицу этого парня. Нормальное, открытое лицо. Белокурый. Однако и у штурмовиков были нередки такие лица.
«Мне кажется, я вас… э-э-э… извини, тебя где-то видел, — сказал он. — Могли мы где-то встречаться раньше?»
«Не знаю, — отвечал я, — у меня плохая память на лица. А вы… э-э-э… извини, ты не из Берлина?»
«Из Берлина, — сказал он и представился совсем не по-военному, слегка поклонившись: — Буркард».
Я тоже представился, после чего мы попытались вспомнить, где могли встречаться раньше. Спокойный, не компрометирующий никого разговор продолжался минут десять. После того как мы выяснили, что видеться, собственно говоря, нигде не могли, наступила пауза. Мы откашлялись.
«Ну да все равно, — сказал наконец я, — значит, познакомились».
«Да», — ответил он.
Пауза.
«Интересно, есть здесь где-нибудь столовка? — сказал я. — Может, по чашечке кофе?»
«Почему бы и нет?» — мы, как могли, избегали обращения друг к другу на «ты» или на «вы».
«Чем-то ведь нам придется заняться, — сказал я и прибавил, осторожно прощупывая почву: — Странное положение, верно?»
Он отчужденно глянул на меня и ответил еще осторожнее: «У меня пока не сложилось определенного впечатления. В целом все очень по-военному, да?»
Мы нашли столовую, попили кофе, предложили друг другу по сигарете. Беседа застопорилась. Мы избегали обращаться друг к другу на «ты» или на «вы», старались не открываться друг перед другом. Общение получалось весьма натянутым. Наконец он спросил: «Вы играете в шахматы? Прости, ты в шахматы играешь?»
«Немного, — ответил я, — сыграем?»
«Я давно не играл, — заметил он, — но мне кажется, тут есть шахматы, почему бы и не сыграть?»
Получив под залог шахматы, мы сели играть. Я попытался припомнить все известные мне шахматные дебюты. Я не играл в шахматы уже много лет; теперь и сами фигуры, и ход игры вдруг пробудили воспоминания о давно прошедших временах, когда я был страстным и умелым шахматистом: вспомнились первые студенческие годы, 1926-й, 1927-й, тогдашняя атмосфера с откровенными жаркими спорами, с ее шутками и задором. В какое-то мгновение я словно со стороны увидел самого себя, только ставшего на семь лет старше и неизвестно зачем заброшенного в какую-то тмутаракань, играющего в шахматы, чтобы убить время, с незнакомцем, которому почему-то надо тыкать; и я почувствовал нечто унизительное и одновременно авантюрное во всей этой ситуации. Я осторожно двигал пешку, подготавливая рокировку. Со стены на меня недовольно смотрел гигантский портрет Гитлера.
«Anmerkungen zu Hitler» («Примечания к Гитлеру») немецкого историка Себастьяна Хафнера (1907–1999) – аналитический комментарий к его художественному бестселлеру «История одного немца» (1939), написанный спустя сорок лет (1978). И сегодня – еще через сорок лет – это ясное и глубокое исследование феномена политического чудовища обладает всеми качествами безусловного «мастрида». Недаром историк и политолог Голо Манн (сын Томаса Манна) призывал изучать «Anmerkungen zu Hitler» в старших классах школы. Понимание того, как и почему «некто», плоть от плоти толпы, может стать популярным политиком и повести толпу на преступление, обретает особую ценность в наше время, дающее безграничные технологические возможности превращения личного психоза в массовый.
От переводчикаСебастиан Хафнер родился в 1907 году в Берлине, по профессии он юрист с несколькими дипломами. В 1938 г. ему удалось уехать в Англию — поводом была стажировка (тогда из Германии еще выпускали), но он решил покинуть Германию — если не навсегда, то, по крайней мере, надолго, пока в ней господствует нацистский режим. В Англии он работал журналистом, печатался в еженедельнике “Обсервер”. В Германию вернулся в 1954 году; писал сначала для газеты “Вельт”, потом для журнала “Штерн”. Издал несколько исторических исследований, сразу ставших бестселлерами: “Черчилль”, “Заметки о Гитлере”, “От Бисмарка до Гитлера”.
ЗАМЕТКИ О ГИТЛЕРЕ — ANMERKUNGEN ZU HITLER (перевод Кузьмин Б.Л.) "В известной мере в опровержение известных слов Карла Крауса, что ему нечего больше сказать о Гитлере, немецко-британский публицист Себастьян Хаффнер представляет новую неортодоксальную книгу о немецком диктаторе, в которой автор демонстрирует, что можно раскрыть тему феномена Гитлера совершенно по-иному, чем это происходит в потоке литературы последних лет". Этими словами в газете die Neue Zürcher Zeitung начинался комментарий к опубликованию привлекшей всеобщее внимание книги о Гитлере (1978 год).
План «Ост» является классическим примером русофобии. Он был разработан в Германии накануне Второй мировой войны и предусматривал раздел Советского Союза, полный контроль над его территорией и ресурсами, сокращение численности населявших его народов, – прежде всего, русских, белорусов, украинцев, – на несколько миллионов человек, то есть до минимального предела, необходимого «новым хозяевам».В книге, представленной вашему вниманию, о плане «Ост» рассказывает Генри Пикер, который во время войны был сотрудником юридической службы в главной ставке Гитлера, и Себастиан Хаффнер – видный германский историк и публицист.
В этой книге представлены двадцать пять статей Себастьяна Хаффнера, написанных в промежутке времени за двадцать лет. Для русскоязычного читателя будет весьма интересно познакомиться как с малоизвестными для нас фактами истории, так и с взглядами и суждениями о них выдающегося немецкого публициста — как всегда, неожиданными и оригинальными. В "Исторических размышлениях" он обращается к истории Пруссии и Парижской Коммуны, к основанию Германского рейха Бисмарком и к захвату власти Гитлером. Он размышляет о роли в современной жизни Западной Римской империи, причем между периодом её упадка и нынешней Европой Хаффнер усматривает удручающие параллели: "Материальное благосостояние и цивилизация стремительно приходят в упадок, если угасает его духовная сущность.
«Более захватывающая, чем любой роман» — так назвал Себастьян Хаффнер историю германо-российских отношений — и такой он её и описывает. До наших дней малоизвестен факт, что Германия желала русской революции и поддерживала её, а вначале и сделала её возможной. Только исходя из этого союза Германии с большевистской революцией — что стало для обеих сторон соглашением с дьяволом — можно постичь сложную историю германо-русского конфликта.История германо-российских взаимоотношений между обеими мировыми войнами более захватывающая, чем любой роман.
В этой книге рассказано о некоторых первых агентах «Искры», их жизни и деятельности до той поры, пока газетой руководил В. И. Ленин. После выхода № 52 «Искра» перестала быть ленинской, ею завладели меньшевики. Твердые искровцы-ленинцы сложили с себя полномочия агентов. Им стало не по пути с оппортунистической газетой. Они остались верными до конца идеям ленинской «Искры».
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.