История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха - [17]
Для моих родителей то было тяжелое, несчастное время. Мне оно казалось скорее странным, чем неприятным. Из-за того что отец добирался до дому долгим, кружным путем, большую часть своего времени он проводил вне дома. Благодаря этому я получил массу часов абсолютной, бесконтрольной свободы. Правда, не было карманных денег, но мои старшие школьные товарищи оказались богаты в буквальном смысле этого слова, их нимало не затрудняло пригласить меня на какой-нибудь свой безумный праздник. Я культивировал в себе равнодушие к бедности у нас дома и к богатству моих товарищей. Я не расстраивался из-за первого и не завидовал второму. Просто находил и то, и другое странным и примечательным. На самом деле, я тогда жил только частью моего «Я» в настоящем, каким бы волнующим и соблазнительным оно ни старалось быть. Мой ум гораздо больше волновал мир книг, в который я окунулся; вот этот мир поглотил большую часть моего существа и существования. Я читал «Будденброков» и «Тонио Крёгера», «Нильса Люне»[48] и «Мальте Лауридса Бригге»[49], стихи Верлена, раннего Рильке, Стефана Георге[50] и Гофмансталя[51], «Ноябрь» Флобера[52] и «Дориана Грея» Уайльда, «Флейты и кинжалы» Генриха Манна[53].
Я превращался в кого-то, подобного героям этих книг. Я делался эдаким уставшим от мирской суеты, декаденствующим искателем красоты в духе fin de siècle. Несколько обтерханный, диковато выглядящий шестнадцатилетний подросток, выросший из своего костюма, плохо подстриженный, я бродил по горячечным, очумелым улицам инфляционного Берлина, воображая себя то манновским патрицием, то уайльдовским денди. Этому самоощущению нимало не противоречило то, что утром того же дня я вместе со служанкой нагружал ручную тележку кругами сыра и мешками картошки.
Были ли эти чувства совершенно не правомерны? Были ли они вызваны только чтением? Понятно, что шестнадцатилетний подросток с осени до весны вообще склонен к усталости, пессимизму, скуке и меланхолии, но разве не пережили мы — я имею в виду себя и мне подобных людей — уже достаточно, чтобы глядеть на мир устало, скептически, равнодушно, слегка насмешливо и в самих себе находить черты Томаса Будденброка или Тонио Крёгера?
В нашем недавнем прошлом была великая война, то бишь большая военная игра, и шок, вызванный ее итогом, а также сильно разочаровавшее многих политическое ученичество во время революции. Теперь же мы были зрителями и участниками ежедневного спектакля краха всех житейских правил, банкротства стариков с их житейским опытом. Мы отдали дань целому ряду противоречивых верований и убеждений. Некоторое время мы были пацифистами, потом националистами, еще позднее испытали влияние марксизма (феномен, схожий с сексуальным просвещением: и марксизм, и сексуальное просвещение были неофициальны, можно даже сказать, нелегальны; и марксизм, и сексуальное просвещение использовали шоковые методы воспитания и совершали одну и ту же ошибку: чрезвычайно важную часть, отвергаемую общественной моралью, считать целым — любовь в одном случае, историю в другом). Гибель Ратенау преподала нам жестокий урок, показав, что даже великий человек смертен, а «Рурская война» обучила нас тому, что и благородные намерения, и сомнительные делишки общество «проглатывает» одинаково легко. Было ли хоть что-нибудь, что могло вдохновить наше поколение? Ведь вдохновение и составляет для юности прелесть жизни. Ничего не осталось, кроме любования вечной красотой, пылающей в стихах Георге и Гофмансталя; ничего, кроме высокомерного скептицизма и, конечно, любовных грез.
До той поры ни одна девушка еще не вызвала у меня любви, зато я подружился с юношей, который разделял мои идеалы и книжные пристрастия. Это были те почти патологические, эфирные, робкие, страстные отношения, на которые способны только юноши и то лишь до той поры, пока в их жизнь по-настоящему не вошли девушки. Способность к таким отношениям увядает довольно быстро. Мы полюбили часами шляться после уроков по улицам; узнав, как изменился курс доллара, обменявшись небрежными замечаниями о политическом положении, мы тут же про все это забывали и принимались взахлеб обсуждать книги. Мы взяли себе за правило на каждой прогулке основательно анализировать новую, только что прочитанную книгу. Полные пугливого возбуждения, мы робко прощупывали души друг друга. Вокруг бушевала лихорадка инфляции, общество разламывалось с почти физической осязаемостью, немецкое государство на глазах превращалось в руины, и все было лишь фоном для наших глубоких рассуждений, ну, скажем, о природе гения, о том, допустимы ли для гения моральная слабость и декадентство.
И что это был за фон — непредставимо-незабываемый!
В августе доллар стоил миллион марок. Мы прочли об этом с легким замиранием сердца, как если бы речь шла о невиданном спортивном рекорде. Спустя две недели этот курс вызывал лишь усмешку, ибо доллар, подзарядившись на миллионной отметке новой энергией, увеличил темп раз в десять и быстро дошагал до ста миллионов, а затем и до миллиарда. В сентябре миллион марок уже ничего не стоил, счет шел на миллиарды. В конце октября появился триллион. Потом произошло ужасное. Рейхсбанк прекратил печатать банкноты. Купюры давно отстали от стремительно растущего доллара, не поспевали и за ростом цен —10 миллионов? 100 миллионов? — доллар и очередное повышение цен обгоняли друг друга. И наконец не стало банкнот, которые могли бы служить средством платежа. На несколько дней вообще прекратилась всякая торговля. В беднейших районах города люди, лишенные каких бы то ни было платежных средств, пустили в ход кулаки и принялись грабить бакалейные лавки. На некоторое время в воздухе вновь остро запахло революцией.
«Anmerkungen zu Hitler» («Примечания к Гитлеру») немецкого историка Себастьяна Хафнера (1907–1999) – аналитический комментарий к его художественному бестселлеру «История одного немца» (1939), написанный спустя сорок лет (1978). И сегодня – еще через сорок лет – это ясное и глубокое исследование феномена политического чудовища обладает всеми качествами безусловного «мастрида». Недаром историк и политолог Голо Манн (сын Томаса Манна) призывал изучать «Anmerkungen zu Hitler» в старших классах школы. Понимание того, как и почему «некто», плоть от плоти толпы, может стать популярным политиком и повести толпу на преступление, обретает особую ценность в наше время, дающее безграничные технологические возможности превращения личного психоза в массовый.
От переводчикаСебастиан Хафнер родился в 1907 году в Берлине, по профессии он юрист с несколькими дипломами. В 1938 г. ему удалось уехать в Англию — поводом была стажировка (тогда из Германии еще выпускали), но он решил покинуть Германию — если не навсегда, то, по крайней мере, надолго, пока в ней господствует нацистский режим. В Англии он работал журналистом, печатался в еженедельнике “Обсервер”. В Германию вернулся в 1954 году; писал сначала для газеты “Вельт”, потом для журнала “Штерн”. Издал несколько исторических исследований, сразу ставших бестселлерами: “Черчилль”, “Заметки о Гитлере”, “От Бисмарка до Гитлера”.
«Более захватывающая, чем любой роман» — так назвал Себастьян Хаффнер историю германо-российских отношений — и такой он её и описывает. До наших дней малоизвестен факт, что Германия желала русской революции и поддерживала её, а вначале и сделала её возможной. Только исходя из этого союза Германии с большевистской революцией — что стало для обеих сторон соглашением с дьяволом — можно постичь сложную историю германо-русского конфликта.История германо-российских взаимоотношений между обеими мировыми войнами более захватывающая, чем любой роман.
ЗАМЕТКИ О ГИТЛЕРЕ — ANMERKUNGEN ZU HITLER (перевод Кузьмин Б.Л.) "В известной мере в опровержение известных слов Карла Крауса, что ему нечего больше сказать о Гитлере, немецко-британский публицист Себастьян Хаффнер представляет новую неортодоксальную книгу о немецком диктаторе, в которой автор демонстрирует, что можно раскрыть тему феномена Гитлера совершенно по-иному, чем это происходит в потоке литературы последних лет". Этими словами в газете die Neue Zürcher Zeitung начинался комментарий к опубликованию привлекшей всеобщее внимание книги о Гитлере (1978 год).
План «Ост» является классическим примером русофобии. Он был разработан в Германии накануне Второй мировой войны и предусматривал раздел Советского Союза, полный контроль над его территорией и ресурсами, сокращение численности населявших его народов, – прежде всего, русских, белорусов, украинцев, – на несколько миллионов человек, то есть до минимального предела, необходимого «новым хозяевам».В книге, представленной вашему вниманию, о плане «Ост» рассказывает Генри Пикер, который во время войны был сотрудником юридической службы в главной ставке Гитлера, и Себастиан Хаффнер – видный германский историк и публицист.
«Самоубийство Германской империи» — одна из многочисленных публикаций, появившихся на Западе в канун 100-летия Германской империи, которое отмечалось 18 января 1971 года. Но в ряду этих публикаций книга Хаффнера занимает особое место. Произведение не просто исторический труд. Оно чрезвычайно актуально, напоминает о трагических ошибках прошлого, о преступлениях, о катастрофе. Также настоящая книга — предупреждение нынешнему поколению немцев, предупреждение о том, что повторение ошибок и заблуждений прошлого может привести и к повторению их тяжелых последствий.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.