История о кошке: белая. Тигр Цубасы - [64]

Плечи Шинобу-тян затряслись от смеха.

Ужасный смех.

– Считай, что ты пошла по стопам твоего великого предшественника. Каждый человек следует за кем-то. Каждый человек наследует что-то у другого. Прими то, что передалось тебе через века, и отдай тем, кто пойдёт за тобой. И тогда однажды кто-то сможет пройти через испытания, и всё повторится. Такова традиция. Возможно, однажды Чёрная Ханекава или Пылающий Тигр, придуманные тобой, станут основой для чего-то нового.

– Хм-м-м…

Я бы этого не хотела.

Однако, если моя глупость послужит кому-то уроком в будущем, то это всё было не зря.

Даже моя бессмысленная история может кому-нибудь однажды пригодиться.

Так я подумала.

Теперь, когда Арараги-кун вернулся, я, в свою очередь, должна была покинуть дом Арараги.

– Не волнуйся. Я могу спать на полу, так что спи на кровати. Я даже могу спать под кроватью. Чёрт, да я сам готов стать твоей кроватью. Я обещаю закрывать глаза, когда ты будешь переодеваться, – Арараги-кун пытался убедить меня остаться, но я чувствовала в его словах лишь угрозу своей невинности, поэтому предпочла вежливо уйти.

Я была счастлива, что он общался со мной как и всегда, но в то же время я видела его непоколебимые чувства, на которые смотреть было очень больно.

Быть может, если бы я осталась в доме Арараги-куна, невинностью рисковал бы он.

Карен-тян сказала:

– Брату лучше свалить, а мы оставим Цубасу-сан.

Это было ужасно, и, конечно, случиться такое не могло.

Я не могла влезать в чужую семью.

Если подумать, прошло всего две ночи. Я покинула дом Арараги, поблагодарив всех его обитателей.

После этого я вернулась к дому Сендзёгахары-сан – вилле Уоррен, комнате 201, которая едва не сгорела.

Как я поняла, отец Сендзёгахары-сан уезжал по работе за океан примерно на пару недель – и он сам попросил, чтобы я провела это время с его дочерью.

Конечно же, это было ради моего удобства.

Такие командировки не возникают столь внезапно – только если он сам не устроил её.

Похоже, Сендзёгахара-сан рассказала своему отцу о моих обстоятельствах и всё это организовала ради меня. Она понимала, что вне зависимости от того, сколько бы отсутствовал Арараги-кун, я не могла долго оставаться в его доме.

Другими словами – даже это было частью её плана.

– Хитаги, давным-давно я воспитывал тебя так, чтобы ты стала женщиной, способной помочь другу в нужде, – сказал перед отъездом отец Сендзёгахары-сан, держа большую сумку. – И ты выросла именно такой. Я очень счастлив.

С этими словами он ласково погладил дочь по голове.

Выражение её лица было незабываемым.

Как и его.

Какое-то время я прожила вместе с Сендзёгахарой-сан, но конечно, не всё пошло так гладко.

Честно говоря, после того, как я поглотила Мартовскую Кошку и Пылающего Тигра, я была на пике эмоциональной нестабильности. По крайней мере, я сомневалась, что со мной приятно будет жить.

Однако Сендзёгахара-сан поддерживала меня.

– Всё-таки, я такая же, – сказала она мне и начала учить преодолевать бурю эмоций, шаг за шагом.

Мы ссорились.

Но потом мирились.

Глядя, как пролетают дни, я поняла, почему не могла завидовать девушке, которой должна была завидовать. Той, с кем остался мой любимый, Арараги-кун.

Да, конечно.

Я, наверное, знала с самого начала.

Арараги-кун, Сендзёгахара-сан.

Эти двое будут вместе.

Я понимала это – я знала это.

Я не знаю всего.

Но это я знала.

Поэтому чувства, которые я испытывала, помогая их отношениям развиваться со дня Матери, не были ложью.

– Знаешь, Ханекава-сан, – сказала Сендзёгахара-сан. – Мне казалось, всё совсем наоборот. С тех пор, как я увидела вас двоих в апреле, я была уверена, что вы встречаетесь. Была уверена, что вы любили друг друга. Поэтому я так удивилась, когда Арараги-кун стал отрицать это.

«Только теперь я могу сказать это вслух», – сказала она и продолжила:

– Когда я призналась Арараги-куну, я думала, что он мне откажет. Конечно, тогда я была готова на всё, лишь бы он согласился, но я не могу отрицать, что в каком-то смысле я ничего не теряла. Всё-таки казалось очевидным, что Арараги-куну ты нравилась – я была уверена, что влюбилась в Арараги-куна, влюбленного в тебя.

– Понятно. И правда, совсем наоборот, – сказала я Сендзёгахаре-сан.

Думаю, сказала с улыбкой.

– Не уверена, что влюбилась бы в него так сильно, если бы он уже не любил тебя.

Точно – хотя, может, она была вполне обычной, но мы обе влюбились в его доброту.

В его непостоянное сердце, ничего не отрезающее и не выбрасывающее.

Спасибо небу за то, что отсутствие ненависти к Сендзёгахаре-сан из-за Арараги-куна было моим настоящим чувством, которое я никогда не отрезала. Но естественно, я также не могла отрицать чувства «почему я не могу быть как она?» – поэтому иногда ночами я подшучивала над ней, и перед реакцией Сендзёгахары-сан каждый раз невозможно было устоять.

Теперь я понимаю.

Я люблю Арараги-куна,

Но в то же время я люблю Сендзёгахару-сан.

Приняв это, я почувствовала, что моё сердце впервые в жизни разбилось.

Я чувствовала боль.

Я жила так десять дней.

И наконец, настало время.

Они арендовали дом вместо сгоревшего дома Ханекава – у меня не было выбора, кроме как поехать к ним.

– Тебе не надо торопиться. Ну подожди ещё немного, пока не будешь готова, – беспокоилась Сендзёгахара-сан, но со мной всё было в порядке.