История Нью-Йорка - [111]

Но все это пустая болтовня. Могу ли я надеяться повлиять на тебя, когда даже твои советники, которые прежде никогда в жизни не пытались в чем-либо убедить тебя, говорили без всякого толку. Мне остается лишь спокойно взять мое перо, как берет Антони свою трубу, и, храня верность, последовать за ним; и клянусь, что так же, как и он, я искренне люблю легкомысленную смелость этого свирепого старого рыцаря и чувствую себя готовым последовать за ним хоть на край света, если даже (упаси господь!) он поведет меня сквозь еще один том приключений. И вот румянолицая Аврора, как пригожая служанка, раздвигает черную завесу ночи, и веселый златокудрый Феб соскакивает со своей кровати, испуганный тем, что его застали в такой поздний час в объятиях госпожи Фетиды. Ругаясь, как конюх, он запрягает бронзовоногих коней, бьет и хлещет их кнутом и во весь дух, только брызги летят, несется вверх по небосводу, как замешкавшийся почтальон, опаздывая на полчаса. А теперь взгляните на этого сына славы и доблести. Твердоголового Питера, усевшегося верхом на поджарую, длиннохвостую строевую лошадь, торжественно облаченного в полную парадную форму, с висящей на боку верной саблей с бронзовым эфесом, которая совершила такие страшные подвиги на берегах Делавэра.

Взгляните на едущего сразу за ним его удалого трубача Ван-Корлеара, верхом на запыленной пегой кобыле с бельмом на глазу; его крепкая каменная фляга, повергшая на землю могучего Рисинга, висит у неге под мышкой, а в правой руке он гордо держит свою трубу, украшенную пышным знаменем, на котором изображен большой бобр, эмблема Манхатеза. Смотрите, как они величественно выезжают из ворот города, словно закованный в броню герой былых времен со своим верным оруженосцем, следующим за ним по пятам, а народ провожает их взглядами и выкрикивает бесчисленные прощальные пожелания, сопровождая их громкими «ура». Прощай, Твердоголовый Пит! Прощай, честный Антони! Счастливого вам пути, благополучного возвращения! Тебе, храбрейший герой, когда-либо обнажавший шпагу, и тебе, достойнейший трубач, когда-либо живший на свете!

К прискорбию, предания умалчивают о событиях, приключившихся с нашими смельчаками во время их смелого путешествия. Исключение представляет стайвесантская рукопись, где приводится содержание небольшой героической поэмы, которую написал по этому случаю школьный учитель — Эгидиус Лойк,[466] бывший, по-видимому, поэтом-лауреатом[467] Нового Амстердама. Эта неоценимая рукопись уверяет нас, что любо-дорого было видеть, как великий Питер и его верный слуга приветствовали утреннее солнце и наслаждались ясным ликом природы, когда они, гарцуя, проезжали среди идиллических картин Блумен-Дала;[468] в те времена это была чудесная сельская долина, украшенная множеством ярких полевых цветов, орошаемая множеством прозрачных ручейков и оживляемая тут и там уютными голландскими домиками, укрывшимися среди отлогих холмов и почти скрытыми от взоров окружающими их деревьями Вот они вступают в пределы Коннектикута, где их встретили бесчисленные опасности и тяжкие лишения. В одном месте на них напал с десяток помещиков и полковников гражданской гвардии, которые верхом на резвых скакунах преследовали их на протяжении нескольких миль, без конца надоедая им назойливыми расспросами, обращенными главным образом к достойному Питеру, чья нога с серебряной резьбой вызывала немалое удивление. В другом месте, вблизи прославленного города Стамфорда, на них набросилась огромная шумная толпа дьяконов, настоятельно требовавших, чтобы они уплатили пять шиллингов за то, что путешествуют в воскресенье, и угрожавших отвести их пленниками в соседнюю церковь, колокольня которой виднелась над верхушками деревьев. Однако доблестный Питер без труда разбил их наголову, и они оседлали свои палки и ускакали в ужасном смятении, при поспешном бегстве побросав треугольные шляпы. Не так легко удалось ему ускользнуть от коварного жителя Пайкуэга; с бесстрашным упорством тот без конца приставал к нему «честно выторговал у него прекрасного длиннохвостого коня, оставив взамен дрянного, разбитого на ноги, наррагансетского иноходца, страдавшего шпатом.[469]

Но несмотря на все эти неприятности, они весело продолжали путь по берегу спокойно текущего Коннектикута, чьи ласковые волны, как поется в песне, катятся по многим плодородным долинам и солнечным равнинам, отражая то величественные шпили шумных городов, то сельские красоты Скромной деревушки и отзываясь эхом то на деловой гул торговли, то на веселую песнь поселянина.

В каждом городке Питер Стайвесант, прославившийся своей военной педантичностью, приказывал храброму Антони протрубить учтивое приветствие; впрочем, в рукописи говорится, что жители впадали в великий страх, прослышав о его приближении. Ибо молва о его беспримерных подвигах на Делавэре распространилась по всем восточным колониям, и жители боялись, как бы он не явился, чтобы отомстить за их многочисленные прегрешения.

Но добрый Питер проехал через эти города, улыбаясь и помахивая рукой с невыразимым величием и снисходительностью, ибо он действительно верил, что старая одежда, которой эти изобретательные люди затыкали разбитые окна, и гирлянды сушеных яблок и персиков, украшавшие фасады их домов, представляли праздничное убранство в честь его прибытия, подобно тому, как во времена рыцарства было в обычае приветствовать прославленных героев, вывешивая богатые ковры и пышные украшения. Женщины толпились у дверей, чтобы поглядеть на Питера, когда он проезжал мимо, — так восхищает воинская доблесть прекрасный пол. Маленькие дети тоже толпами бежали за ним, с изумлением рассматривая его парадный мундир, зеленовато-желтые штаны и серебряные инкрустации на деревянной ноге. Следует также упомянуть о той радости, какую проявили многие статные девицы при виде веселого Ван-Корлеара, столь восхищавшего их своей трубой, когда он передавал вызов великого Питера Амфиктионам. Добросердечный Антони слезал со своей пегой кобылы и ласково целовал их всех. Ему очень радостно было видеть маленьких барабанщиков, толпившихся вокруг него в ожидании его благословения; каждого из них он гладил по голове, каждому желал быть хорошим мальчиком и давал пенни на покупку паточных леденцов.