История Невского края - [70]
Профиль Императорской библиотеки и Кунсткамеры, обращенный на восток. Гравюра Ф. Маттарнови. 1741 г. Показан продольный разрез здания
Снаружи центральную часть здания Кунсткамеры должны были украшать установленные в нишах скультпурные аллегории: Ингениум (Дарование), Мемория (Память), Адмирация (Удивление), Дилигенция (Внимание), Сапиенция (Мудрость), Куриозитас (Любознательность), Сциенция (Наука), Астрология, География, Медицина, Юстиция, Хронография (Исчисление времени). Эскизы этих статуй выполнил М. Г. Земцов. Их вырезали из дерева и установили на фасаде, но во время пожара 1747 года они сгорели.
Анатомическая композиция Ф. Рюйша. Гравюра К. Хёйбертса. 1701 г.
По верху центральный объем здания был огражден балюстрадой, образующей просторную террасу, из середины которой поднималась восьмигранная башня, окруженная опирающимся на колонны кольцеобразным балконом. На восьмиграннике также устроили террасу, на которой предполагалось размещать оптические приборы для наблюдений за светилами. Французский путешественник О. де ла Мотре, посетивший Петербург в 1726 году, сравнивал эту тогда еще недостроенную башню со знаменитым Ураниборгом, построенным в 1576 году для датского астронома Т. Браге на острове Вен близ Копенгагена.
Завершавший башню еще один, более узкий восьмигранник переходил в ребристый купол, увенчанный фонариком, на вершине которого, согласно проекту Маттарнови, крепилась (как и сейчас) армиллярная сфера — собранный из металлических колец небесный глобус, повторявший собою глобус, находившийся внутри здания. Нижняя терраса, балкон, верхняя терраса, купол, наконец, фонарик являлись как бы ступенями лестницы в небо, огромной пирамиды, подобной вавилонской башне, позволяющей земному человеку приблизиться к божественному смыслу мироздания. Таким образом, это здание само по себе явилось своего рода манифестом просветительского стремления к познанию.
Готторпский глобус. Рисунки XVIII в.
Кстати, внешний облик Кунсткамеры, вероятно, намекал не только на мифическую вавилонскую башню, но и на вполне реальное, но утраченное сооружение — Александрийский или Фаросский маяк, считавшийся в античные времена одним из семи чудес света. По описаниям древних авторов, маяк, возведенный в III веке до н. э. в городе Александрия в дельте Нила, представлял собой гигантскую башню, нижний ярус которой имел в основании квадрат, средний — восьмигранник, а верхний являлся цилиндром, его завершал купол со статуей Посейдона на вершине. Возводя башню Кунсткамеры по сходному принципу, ее создатели, по всей вероятности, желали провести аналогию между разместившимися в ее боковых крыльях библиотекой и музеем и знаменитейшими александрийскими библиотекой>[159] и Мусейоном>[160]. (Эта аналогия имела довольно печальное продолжение: и александрийская библиотека, и книгохранилище Кунсткамеры погибли в огне пожаров.) Вообще, параллель между Петербургом, основанным в дельте Невы и несущим в своем названии имя основателя, и поставленной Александром Македонским в дельте Нила Александрией была в XVIII веке очень осязаемой и живой.
Итак, идея Кунсткамеры — это идея универсальной, всеобъемлющей сокровищницы знаний о мире, очень характерная для просветительской философии (вспомним создававшуюся позднее знаменитую французскую «Энциклопедию»). Кунсткамера была своего рода моделью мира, его метафорой, и наоборот, мир в сопоставлении с ней тоже порой начинал восприниматься как огромная кунсткамера. «Достопамятные повествования» передают слова Петра, обращенные к заведовавшему коллекциями лейб-медику Арескину: «Я велел губернаторам собирать монстры (уродов) и присылать к тебе. <…> Если бы я хотел присылать к тебе монстры человеческие не по виду их телес, а по уродливым нравам, места бы у тебя было для них мало. Пускай шатаются они во всенародной кунсткамере, между людьми они приметны».
Кунсткамера и десятки других нововведений Петра I определили многое в коллективном сознании петербуржцев. Ему навсегда стали свойственны культ науки, разума, искусства и мастерства, открытость новациям в любых сферах, стремление и умение эти новации производить. «Петербуржцы, — пишет профессор А. И. Юрьев, — всегда считали своей главной ценностью Мировоззрение, опережающее время».
Опережало свое время и просветительское мировоззрение Петровской эпохи. Во многом это связано с принципиально иным, по сравнению с мироощущением Московской Руси, пониманием места человека в мире. Средневековый религиозный мистицизм сменялся рационалистической жаждой познания; покорность и смирение, воспринимавшиеся прежде как важнейшие добродетели, уступали место дерзости и предприимчивости. Если раньше общественный статус человека определялся, в первую очередь, его высокородностью, теперь путь к социальным верхам был открыт и людям самого плебейского происхождения (множество примеров тому предоставляет ближайшее окружение Петра, включая и его супругу). Одной из характерных черт ранней петербургской культуры философ М. С. Каган считал демократизм.
Действительно, еще в 1940-е годы историк А. В. Предтеченский отмечал, что «общение жителей Петербурга в петровское время происходило в такой обстановке, которая нарушала сословную замкнутость». На знаменитые петровские ассамблеи, например, предписывалось приходить всем «
