История Наполеона - [27]

Во все продолжение навигации Наполеон любил заниматься разговорами с сопровождавшими его генералами и учеными и беседовал с ними сообразно занятиям каждого. С Монжем и Бертолетом, которых часто призывал к себе, он рассуждал о науках положительных и даже о метафизике и политике. Генерал Кафарелли Дуфолга, которого он особенно любил и уважал, доставлял ему также ежедневные случаи к развлечению живостью своего ума и привлекательностью разговоров. Наполеон находил удовольствие беседовать после обеда и предлагать самые затруднительные вопросы о важнейших предметах; он подстрекал своих собеседников к спорам или для того, чтобы изучать их характеры, или затем, чтобы самому черпать из источника их познаний, и всегда отдавал предпочтение тому из них, который смелее и ловчее поддерживал неправдоподобные парадоксы. Ясно, что эти разговоры были для него, так сказать, только умственной гимнастикой. Он любил также рассуждать о начале мира и о вероятном его разрушении. Мысль его и воображение останавливались только на одних важных и обширных предметах.

После благополучного двадцатидневного плавания французская эскадра 10 июня пришла к Мальте и заняла ее без сопротивления, что заставило Кафарелли после осмотра укреплений сказать Бонапарту: "Ну, генерал, слава Богу, что еще нашлось кому отворить нам ворота крепости". Однако же Наполеон, в бытность даже на острове Святой Елены, не сознавался в том, что Мальта сдалась ему вследствие тайных отношений. Он говорил: "Я взял Мальту в Мантуе; великодушный поступок с Вурмзером склонил к покорности гроссмейстера и кавалеров". Но Бурриенн, напротив, утверждает, что кавалеры нисколько не участвовали в этом деле.

Как бы то ни было, только Наполеон недолго оставался в Мальте. Флот поплыл к Кандие и 25 июня пришел к этому острову; этот-то самый объезд и обманул Нельсона, который полагал встретить французскую эскадру при Александрии. Случай весьма счастливый для французов, и Брюэс говорил, что английский адмирал, будь с ним не более десяти кораблей, имел бы на своей стороне все ручательства в успехе. "Дай Господи,-часто говаривал он, глубоко вздыхая,-дай Господи не встретиться нам с англичанами!"

Не выходя на берег Африки, Бонапарт решил еще раз обратиться к своим воинам, чтобы более возбудить их энтузиазм напоминанием предстоящего огромного подвига и предупредить об опасностях на случай, если бы они упали духом или не стали строго соблюдать дисциплину. Вот знаменитая прокламация, изданная им по этому случаю:

"Бонапарт, член Национальной академии, главнокомандующий войсками.

На корабле Лориан, 4 мессидора VI года. Воины!

Вам предстоит сделать завоевание, последствия которого будут неисчислимы как в отношении к просвещению, так и к всемирной торговле. Вы этим нанесете Англии самый верный и самый чувствительный удар в ожидании того, которым совершенно сокрушите ее.

Нам придется сделать несколько трудных переходов; дать много сражений; мы успешно исполним наши преднамерения; за нас судьба. Беи мамелюков, которые исключительно благоприятствуют английской торговле, которые наносят неприятности нашим негоциантам, которые тиранят бедных обитателей берегов Нила, эти самые беи через несколько дней после нашего прибытия не будут более существовать.

Народы, с которыми вы будете в сношениях, магометане; их первая заповедь: Нет Бога кроме Аллаха, и Магомет пророк Его. Не спорьте с ними; поступайте с магометанами, как поступали с евреями, как поступали с итальянцами; обращайтесь почтительно с их муфтиями, с их имамами, как обращались с духовными лицами других народов.

Римские легионы покровительствовали всем религиям. Вы встретите здесь обычаи, отличающиеся от обычаев европейских: привыкайте к ним.

Народы, к которым мы идем, обращаются с женщинами не так, как мы; но того, кто насилует, во всякой стране считают за изверга.

Грабеж обогащает немногих, бесчестит всех, уничтожает ресурсы и делает нашими врагами тех, чье благорасположение нам нужно.

Первый город, который мы встретим на нашем пути, сооружен Александром; мы на каждом шагу найдем великие воспоминания, достойные воспламенить дух французов".

Вслед за этой прокламацией Бонапарт отдал приказ по армии, которым объявлялась смертная казнь всякому, кто будет грабить, насиловать, налагать контрибуции или делать какие бы то ни было поборы. За строгим исполнением этого приказа велено неослабно наблюдать старшим начальникам, и малейшее упущение оставлено на их ответственности, которой они подвергнуты и за всякое другое упущение по службе.

Все эти распоряжения сделаны по примеру распоряжений в подобных случаях римлян, о которых Бонапарт напоминал в своей прокламации так кстати и в которой всего замечательнее то, что возбуждая мужество своих воинов, не приписывает, подобно иным полководцам, всех своих титулов, а называет себя просто членом Французской академии и тем как бы основывает свое влияние на миролюбивой силе мышления. Заметим, что в этом самом Египте Александр выдавал себя за сына Юпитера, Кесарь за потомка богов, Магомет за пророка; вспомним, что Аттила называл себя Бичом Божиим, и подивимся великому полководцу, который в своих официальных письмах и прокламациях подписывался просто: член Национальной академии.