История начинается в Шумере - [3]
Подобная терминология таит в себе определенную опасность, ибо она может создать неправильные ассоциации и представления и тем самым привносит в рабовладельческий период явления развитого феодального и даже капиталистического общества. Правда, и сам автор иногда сомневается в допустимости подобной модернистской установки, поскольку он вместе с М. Чадвиком, первооткрывателем крито-микенской письменности, пришел к выводу, что «у греков, и у индийцев, и у германцев эпическое время относится к периоду варварства» (стр. 221). В период же варварства такого учреждения, как парламент, конечно, не могло быть создано. Не могло оно возникнуть и в древнейшем Шумере, который, по предположению самого автора, был родиной эпической поэзии. Поэтому я полагаю, что автор, называя «двухпалатным парламентом» совет старейшин Урука и общее собрание его воинов, позволил себе шутливую вольность в выборе термина, но в действительности, конечно, не сопоставлял «сенат» и собрание воинов древнего города-государства с «двухпалатным парламентом».
Подобная нечеткость терминологии С. Н. Крамера не должна нас удивлять, ибо она обычна для большинства западноевропейских и американских исследователей. Хотя автор безусловно принадлежит к числу прогрессивных, передовых ученых, однако это отнюдь не обусловливает тождества его взглядов с марксистско-ленинским учением о законах развития общества.
Мое предположение о том значении, которое автор придает сопоставлению социально-политических учреждений древнейшего Шумера с социально-политическими учреждениями развитого феодализма, находит свое подтверждение в суровой оценке автором философского учения и системы этики мыслителей Шумера. Действительно, во введении к гл. 15, посвященной этике, он категорически заявляет, что «мыслители Шумера не создали четкого философского учения. Точно так же у них не было и достаточно ясной системы моральных принципов и заповедей» (стр. 120). Если автор таким образом установил, что шумерская культура не создала ни подлинного философского учения, ни кодекса этических норм, то он вряд ли может серьезно утверждать, что шумерский народ мог создать на заре своего классового бытия такое учреждение, как двухпалатный парламент.
Теперь, после ознакомления с рядом общих проблем, поставленных в книге, я хочу отметить те ценные данные, которые может найти читатель в том или ином ее разделе.
Автор посвящает первые главы своего труда писцам и школам писцов. Здесь он сумел извлечь из своих источников все то ценное, что они содержат в отношении древнейших писцов мира. Так, на основании исследования немецкого шумеролога Николауса Шнейдера он установил, что писцы выходили из среды наиболее зажиточных слоев населения городов. Хотя мы и не можем присоединиться к столь категорическому суждению о социально-экономическом положении писцов Древнего Шумера, ряд других ценнейших сведений автора о писцах находит свое подтверждение в прекрасной книге М. А. Коростовцева «Писцы Древнего Египта» (М., 1962 г.). Своеобразное иероглифическое письмо Древнего Египта с его ярко выраженным фонетическим характером нашло большее распространение среди широких слоев общества, нежели письмо в Шумере, поскольку шумерская клинопись с обильными элементами идеографического письма значительно труднее для изучения. Поэтому, как указывает автор, в шумерских школах, по-видимому, обучались только мальчики. В этом отношении Вавилония была более прогрессивной, нежели Шумер: там женщины, наряду с музыкой, обучались и искусству письма[2].
С. Н. Крамер, наиболее авторитетный исследователь шумерских школьных табличек, обладал уникальными первоисточниками по истории просвещения в Шумере. На основании этого ценного материала он смог определить конкретную программу курса шумерского обучения.
Глава 4, посвященная «Международным отношениям», — первая из последующих глав на исторические темы (поэтому автор и назвал весь свой труд «История начинается в Шумере»). Здесь Крамер излагает и интерпретирует эпическую поэму «Энмеркар и правитель Аратты». Энмеркар — второй царь I династии города Урука в Южном Шумере, а Аратта — область западного Ирана, отделенная от Шумера семью горными хребтами. Аратта славилась своими металлами и строительным камнем, и Энмеркар стремился заполучить их; между Уруком и Араттой началась война. Поэтому автор назвал в подзаголовке эту главу «первой войной нервов».
Профессор Крамер глубоко исследовал эпическую поэму о войне между Гильгамешем, царем Урука, и Аггой, царем Киша. Поскольку в этой поэме (в противоположность Другим поэмам о Гильгамеше) мифологический элемент не играл никакой роли, мифы не рассматривались здесь автором. Их анализ дан в последней части книги, в гл. 26.
Автор начинает свое исследование со сжатого изложения семитического эпоса о Гильгамеше, а затем ставит вопрос о времени создания этих сказаний. Отвечая на него, он приходит к выводу о том, что «даже поверхностное знакомство с текстом на основе ономастики неопровержимо доказывает, что в основном сказания о Гильгамеше, несмотря на глубокую древность вавилонской поэмы, восходят не к семитическим, а к шумерским источникам» (стр. 209). Признавая первенство создания поэмы шумерами, мы в то же время должны отметить, что шумерские поэмы о Гильгамеше являются лишь отдельными самостоятельными эпическими произведениями, никак не связанными между собой. Вавилонские писцы, и в этом их большая заслуга перед мировой литературой, связали отдельные поэмы о Гильгамеше в единое грандиозное эпическое произведение. Однако следует согласиться с утверждением автора о том, что эпизоды вавилонского эпоса о Гильгамеше, восходящие к эпическим поэмам Шумера, не являются рабским подражанием.
В книге представлено полное содержание всех расшифрованных глиняных табличек, повествующих о богах, героях и царях таинственного народа «черноголовых», шумеров, который положил начало мифологии, экономике, астрономии, математике, медицине и кому принадлежит трагический эпос первого героя человечества – Гильгамеша; проводятся параллели с Библией, античными мифами, историей Ассирии и Вавилона.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.