История моей жизни - [49]
Меня часто занимала мысль о поддержке американских университетов. Но я был того мнения, что наши главные университеты, такие, например, как Колумбийский и Гарвардский, с громадным количеством студентов, уже достаточно велики, и дальнейшее их расширение не представляется желательным. Поэтому я сосредоточил свое внимание на небольших университетах, главным образом на так называемых колледжах. Я уверен, что поступил правильно.
Источником глубокого удовлетворения для меня служили мои отношения с институтами Хэмптон и Таскиджи, деятельность которых была направлена на поднятие духовного уровня негров, так долго бывших у нас в рабстве. Особое значение для меня имело знакомство с Букером Вашингтоном >61. Это человек, который не только сам вышел из рабского состояния, но и поднял миллионы своих черных братьев на более высокую ступень цивилизации.
Я пожертвовал шестьсот тысяч долларов в пользу Института Таскиджи. Через несколько дней после этого ко мне явился Букер Вашингтон.
— Могу я сделать вам одно предложение?
— Конечно.
— Вы были так добры, что назначили часть пожертвованных денег пожизненно мне и моей жене. Мы вам очень благодарны, мистер Карнеги, но нам таких денег не нужно, они далеко превышают наши потребности, и моим соплеменникам это покажется целым состоянием. Они могут подумать, что я уже не такой бедный человек, который оказывает им услуги бескорыстно, не думая о своей выгоде. Будете ли вы иметь что-нибудь против того, если бы я предложил вычеркнуть соответствующее место в вашей дарственной и заменить его словами «соразмерная с обстоятельствами сумма»? У нас с женой очень скромные потребности.
Я согласился, и поправка в дарственную была внесена. Этот случай вполне характеризует лидера негритянского народа. Я не встречал более искреннего, более самоотверженного человека. Когда узнаешь такие чистые, благородные души, невольно сам становишься лучше. Если бы меня спросили, кто тот человек, который поднялся с самой низшей до самой высшей ступени, то я ответил бы: Букер Вашингтон. Он был рабом и стал вождем своего народа — современным соединением Моисея и Иисуса Навина в одном лице.
Идея мира, в особенности мира между народами, имеющими общий родной язык — английский, давно уже занимала мои мысли. В один из первых приездов в Англию я чрезвычайно заинтересовался Британским обществом мира и нередко участвовал в его заседаниях. Позднее я стал увлекаться Межпарламентским союзом, который был основан Рэндалом Кримером >62, знаменитым представителем рабочих в парламенте. С тех пор мысль об уничтожении войн и замене их международным судом стала занимать меня все больше.
Тот день, когда вступит в силу международный суд, будет великим днем в истории человечества. Он будет означать конец взаимного истребления. Это будет день величайшего торжества для всех народов;
я верю, что он наступит, и, быть может, скорее, чем это можно предположить. И тогда многие, кого превозносят теперь как героев, будут преданы забвению, потому что вместо любви и мира они проповедовали войну.
В 1907 году мои друзья в Нью-Йорке предложили мне председательство в Обществе мира, которое они собирались основать. После некоторых колебаний я принял предложение. В апреле того же года состоялось первое общее собрание. В нем впервые принимали участие делегаты от 35 штатов, не говоря о многочисленных иностранцах >63.
Газета «Evening Star» от 14 декабря 1910 года со статьей о том, что Э. Карнеги пожертвовал 10 миллионов долларов на создание Фонда борьбы за международный мир (фрагмент)
«New York Times» от 15 декабря 1910 года с материалом о создании Фонда борьбы за международный мир на средства Э. Карнеги
После первой Гаагской конференции я по предложению голландского правительства пожертвовал полтора миллиона фунтов стерлингов на сооружение Храма мира в Гааге — самого священного здания на свете, ибо оно должно служить самой священной цели.
Но из всех пожертвований больше всего близок моему сердцу дар, сделанный родному городу и связанный для меня с самыми лучшими воспоминаниями детства. Я должен здесь рассказать историю Пит-тенкриффской долины.
К числу самых ранних воспоминаний моих детских лет относятся раздоры между городом Данфермлином и владельцем Питтенкриффа из-за права доступа на монастырские земли и к замку. Распри эти длились в течение целого ряда поколений. Еще мой дед Моррисон был одним из вождей в этой борьбе, и оба мои дяди — Лодер и Моррисон — продолжили ее; последний заслужил громкую славу тем, что вместе с другими снес до основания каменную стену, сооруженную владельцем Питтенкриффа. Город выиграл процесс, но землевладелец издал распоряжение, «чтобы никто из Моррисонов никогда не осмеливался переступить черту долины». Так как я принадлежал к роду Моррисонов, то и мне, значит, доступ туда был запрещен.
Долина эта — единственная в своем роде. Она соединяет монастырскую землю с замком и тянется к северо-западу от города на пространстве 70 моргов. Ее склоны густо поросли прекрасным лесом. Для дан-фермлинских детей это место было настоящем раем, особенно для меня. Когда я слышал слово «рай», то мысленно переводил его словами «Питтенкриффская долина». Мы были счастливы, когда могли случайно через открытые ворота бросить взгляд внутрь этого рая.
