История моей возлюбленной, или Винтовая лестница - [13]

Вот тут-то и произошло то самое, что подходит под физическое и, одновременно, метафизическое объяснение происходящему. Подходит как доказательство существования некой детерминированной высшей силы или, наоборот, безбожной веры в ожидаемые случайности, выныривающие из космоса, согласно закону больших чисел. Справедливость, ведающая движением сюжета, должна была распорядиться так, чтобы случайная встреча Васеньки и Риммы Рубинштейн не утекла в болото неопределенности. Именно это и произошло. Темпераментная и непривычная к местным сценическим условиям (шлифованная поверхность обеденного стола), Римма так лихо отплясывала «Фрейлекс», что оступилась и грохнулась на пол. Через минуту она едва не кричала от боли в правой лодыжке, а еще через несколько минут мы увидели, как буквально на глазах у всей компании правая Риммина стопа отекает и начинает наполняться синеватой кровью, излившейся из лопнувших сосудов. Ирочка ловко соскочила со стола, принесла из морозильника пакет со льдом, который и приложила к распухшей ступне новоявленной плясуньи. Не кто иной, как Васенька Рубинштейн, сбегал вниз на Кировский проспект, остановил такси, дал шоферу пятерку в задаток, вернулся в квартиру и осторожно свел Римму в подъезд, а оттуда на улицу, где ожидало такси. Вскользь упомянем о лифте, который помог опустить пострадавшую бережно и быстро. Лифты в те времена были признаком социальной роскоши. Вася сказал шоферу, чтобы вез больную в травматологический пункт больницы Эрисмана, что было рукой подать, поблизости от набережной речки Карповки. Был конец недели, суббота, вечер выходного дня, когда народ гуляет, пьет, скандалит, дерется и попадает в милицию и на травматологические пункты. Или туда и туда. Ждать пришлось не менее трех часов, пока Римму осмотрел фельдшер, который направил ее на рентген поврежденной ступни, а потом пригласил хирурга-травматолога, который изучил рентгенограмму по еще мокрой от воды пленке, обнаружил трещину в правой наружной лодыжке и назначил наложение гипсовой лангетки. Конечно же, в течение этих трех часов и не только по просьбе Риммы, а также по своей инициативе, Васенька бегал к телефону-автомату звонить Асеньке, с которой сидела бабушка, та самая мать Риммы, у которой обнаружена опухоль почки, то есть разговаривать, в первую очередь, с бывшей тещей (хотя до развода дело еще не дошло, и значит, не бывшей, а фактически, настоящей), чтобы ни Асенька, ни она (теща) не волновались, потому что Римма скоро будет дома.

Вся эта история с днем рождения (одна из многих историй, включенных в мое повествование) настолько вышибала почву из-под ног первоначальных поклонников Ирочки (прежде всего из-под моих и Глеба Карелина), что на время наша королева парадоксально исчезла из круга моих ежедневных интересов. Я ее насильственно забыл. Наверняка, Глеб чувствовал нечто похожее. Во всяком случае, я не звонил ни Ирочке, ни Васе Рубинштейну и не знал, что происходит вокруг березового гриба — чаги. Однажды через два-три месяца после Ирочкиных именин позвонил Рубинштейн и сказал, что как будто бы чага действует благотворно на тещину опухоль, и появилась надежда. Самое интересное, по словам Васи, было то, что Римма и Ирочка крепко подружились, что с одной стороны восстановило Васины отношения с женой и дочкой Асенькой, а с другой — сделало двусмысленной или даже бессмысленной модель его прежних отношений с Ирочкой. Как будто бы Римма заняла его место или хуже того, стала первой среди Ирочкиного окружения.

Впоследствии мне удалось реконструировать месяцы жизни без Ирочки. Я имею в виду без физического присутствия Ирочки в моей ежедневной рутине. Во всем остальном, то есть в моих снах и моих дневных миражах она не переставала присутствовать. Почему я сам по себе отошел от нее на длительное время? Впервые добровольно отошел надолго? Думал излечиться от нее как от хронической болезни? Ирочка была для меня наркотиком. Если считать пристрастие к наркотикам болезнью, то правда, хотел. Но ведь наркотическая нирвана влюбленности — это наслаждение. Зачем же лечиться от тяги к наслаждению?!

По ходатайству издательства «Художественная литература», с которым я продолжал сотрудничать как поэт-переводчик, мне провели телефон. Но я не звонил Ирочке, и она не звонила мне. Так что все сведения, изложенные в этом куске повествования, вернее, реконструкция общей картины ее жизни в эти месяцы почерпнута из кусков воспоминаний, принадлежащих разным источникам. Больше всего сведений я получил от Васи Рубинштейна, который вместе с Риммой постоянно общался с Ирочкой. И, как ни странно, от Рогова, который не обманул и ввел меня при помощи своей мамаши в московское издательство. Именно Рогов в соавторстве с профессором Князевым и при участии Ирочки создал проект «Чага».

Профессор Федор Николаевич Князев вместе с московским экономистом Вадимом Алексеевичем Роговым выбили деньги в Министерстве лесной и бумажной промышленности, в состав которого входила Лесная академия. Директором академии был отец Ирочки. По нынешним временам это называется грант. А в те далекие времена заматерелой Совдепии деньги эти могли называться, скажем, капитальным вложением, дотацией и т. п. Своего рода экономическим экспериментом, теоретическую основу которого составляла гипотеза Вадима Алексеевича Рогова о развитии прикладных лабораторий и предприятий, потребляющих побочные продукты ведущих народных индустрий. Так что профессор Князев и экономист Рогов получили деньги под развитие экспериментальной фармацевтической лаборатории, в одну из первейших задач которой входила добыча березового гриба — чаги, получение из него концентрата и широкая проверка лечебной силы чаги на белых мышах, зараженных раком, и затем — на больных людях. Клинические испытания на большой группе раковых больных предполагалось проводить в Институте онкологии на Березовой аллее Каменного острова города Ленинграда.