История моей смерти - [21]

— Вы ошиблись, Эрик. Я отношусь к вам только как к доброму другу.

— А-а, — сказал я глупо, чувствуя себя как пес, которого разбудили, облив холодной водой. И надо же было мне именно в этот день вести такие самонадеянные беседы с сэром Рупертом! О том, что наши дома связаны старинной дружбой (будь она неладна, дружба, сказал бы я), и не мешало бы нам породниться… И самое плохое, что сэр Руперт согласно кивал. Посоветовал только поговорить с самой дочкой, потому что он-то заведомо всем доволен…

Хорошо хоть, что темно было. Алиса не видела, какое у меня стало лицо. Наверняка самое дурацкое и оскорбленное на свете.

— Ладно… Тогда извините, — сказал я тоже на «вы», сам себя ненавидя. До чего же гадкое ощущение! Вроде ты и не виноват ни в чем, скорее пострадал, чем провинился. А тошно и больно, как будто тебя прилюдно выпороли.

— Это вы меня извините, — ответила Алиса еще более тоненьким и чужим голосом. Ей, похоже, тоже приходилось несладко. — Я невольно вас обманула.

Ага, невольно, хотел сказать я — и глухо рассмеяться. Но вместо этого как-то фыркнул и затопал прочь по лестнице. Свечка наша осталась у Алисы, так что я дважды споткнулся в темноте. Хотелось уехать прямо сейчас (а лучше всего — по дороге свалиться в овраг и сломать себе шею, чтобы она наутро меня нашла, а я лежал бы бледный и прекрасный, как… сэр Райнер, и она поняла бы все, но было бы уже поздно… И так далее, вся прочая чепуха). Но я вовремя вспомнил о сэре Руперте. Не хотелось перед ним позориться и убегать, как дезертир с поля боя. Так что пришлось дотерпеть до утра. Всю ночь я смотрел в стену и всех ненавидел, а на рассвете уснул и продрых до полудня. Так что улизнуть потихоньку не удалось, оставалось спуститься в рыцарскую залу и чинно позавтракать со всем семейством. Алиса села от меня на самый дальний край стола; наверное, если бы можно было, она воздвигла бы между нами укрепление-другое. И поставила бы парочку камнеметов, на случай, если я пойду в наступление. Каким же я был дураком!

Тут еще сэр Руперт меня изводил своими добродушными взглядами. Потом, подливая мне и себе сидра, прямо вопросил, как насчет моих вчерашних планов породниться? Увенчался ли разговор успехом?

Алиса немедленно что-то пролила себе на платье и с извинениями убежала чиститься. Помню, однажды сэр Райнер хорошим ударом по шлему отправил меня в темноту. Так нынешняя темнота оказалась покрепче тогдашней.

До сих пор горжусь, как хитро я вывернулся. Это Мария меня спасла. Она вообще очень умная… Даже слишком, я бы сказал. Она меня тронула за плечо, все поняв и желая выручать старого друга. Тут-то меня и осенило.

— Не успел пока поговорить с дамой, — сообщил я, давясь горечью. — Но что ж время-то терять… Пойдемте, Мария, у меня к вам пара слов.

Сэр Руперт так и вытаращился. У него даже усы — всю жизнь свисавшие вниз — задвигались, как стрелки часов на ратуше. А Мария сделала вид, что все понимает, моментально выбралась из-за стола и утащила меня наверх, в свою собственную спальню.

Пришел мой черед ее удивить. Бывает так, что когда вам плохо, хочется кому-нибудь — или себе — сделать еще хуже. А бывает наоборот. Так и чешутся руки — и язык — содеять ближнему добро, как будто кусочек этого добра и тебе достанется. У меня так случалось всякий раз, как я хотел быть сильным.

— Мария, — сообщил я торжественно, — у меня к тебе весть от моего брата. Выходи за него замуж. А? Как ты на это посмотришь?

Она прижала ладони к щекам. Она вообще смуглая, и румянец у нее очень странный, слегка оранжевый; никогда такого не видел. Я, конечно, знал, что она обрадуется. Но не знал, что так сильно.

Мария постояла так, глядя в пол, на квадрат солнца от окна. Потом спросила тихонько:

— Почему он так долго ждал?

Какой-то я с горя стал особенно умный. Понял сразу сто вещей, о которых раньше и не подозревал.

— А потому, — заявил я ужасно уверенно, — что он не решался. Рейнард, понимаешь ли, второй сын, и не был уверен, что ему найдется где жить семьей.

— А теперь? — спросила она быстро. До чего же практичные девушки бывают на свете…

— А теперь я решил, что, пожалуй, никогда не женюсь, — сообщил я скорбно, но гордо. — Поэтому если хотите, наследуйте все за мной… А я… может… в монастырь уйду. Вот.

Конечно, я ждал, что Мария — старый друг — начнет меня отговаривать. Еще бы! Кому охота в монастырь? А она вместо этого обняла меня, да так, что все лицо мне залепила своими черными волосами, и поцеловала. Почему мы так просто получаем то, в чем не нуждаемся? Вот Алиса меня не целовала ни разу… Потом она сняла с руки колечко и отдала мне — передать брату. Вместе с согласием. Я изо всех сил старался радоваться за ближнего — но не получалось, по слабости человеческой. Один сэр Руперт меня утешил. Услышав новости, он молчал минут пять, а потом без лишних слов хлопнул меня по спине — так, что все внутренности подпрыгнули — и грохнул передо мной на стол большую темную бутылку. Похоже, он понял все правильно. По крайней мере, не посылал за младшей своей дочерью, удоволившись компанией старшей.

С Алисой я так и не попрощался тогда. Она сама вышла нас проводить к конюшне: сэр Руперт дал мне в сопровождение через Опасный Лес целый отряд егерей, и, к счастью, в большой компании было легко затеряться и притвориться, что я не заметил фигурки в синем платье, с блестящей медно-золотой головой. Егеря — отличные ребята. Ни о чем никогда не спрашивают. Иногда жалеешь, что весь мир состоит не из егерей.