История моего брата - [3]

Но я продолжал слушать рассказ домработницы, не проронив ни слова.

«Вечером Али-бей ненадолго уехал, чтобы показать гостям выезд на трассу».

Да, и об этом я тоже знал, потому что ушел от них сразу после него. Я пешком дошел до дома и лег спать. Чтобы выехать к Стамбулу из Подимы, то есть из нашей деревеньки, необходимо довольно долго плестись темными и извилистыми проселочными дорогами по полям. Приезжие обычно теряются. Сбившись с пути, они плутают в темноте до утра, пока не застревают, наконец, в песке где-нибудь у скал на берегу Черного моря – впрочем, такими живописными песчаными пляжами в окружении скал и славятся наши места. Так что Али именно поэтому отправился показать своим стамбульским друзьями дорогу на машине.

«Через полчаса Али-бей вернулся и увидел, что во всем доме горит свет. Он несколько раз позвал жену из сада. Не дождавшись ответа, вошел и вот… Ее… так… Аллах Всемогущий, как ее…»

В трубке раздавались такие звуки, будто бы на том конце провода кто-то кого-то душил. Честно говоря, мне они показались очень смешными, однако смех в ту минуту был бы ни к месту, потому что старую женщину в самом деле сдавливали рыдания. Я ждал. Не будет же она плакать вечно, когда-нибудь успокоится.

Через некоторое время Хатидже-ханым взяла себя в руки и, шмыгая носом, сумела выговорить: «Простите меня, мне очень тяжело…», а затем, окончательно собравшись с духом, продолжила: «Вернувшийся домой муж увидел, что Арзу-ханым лежит у лестницы в луже крови. Такая красавица вся была изрезана ножом, бедненькая. Алая ее кровь дотекла аж до середины гостиной. Иншаллах, найдут мерзавца, покарает его Аллах Всемогущий, гореть ему в адском пламени до скончания века, иншаллах, за то, что погубил такую красоту!»

«Кто же это сделал?»

«Я не знаю, и никто не знает. Полиция сейчас всех опрашивает, даже, говорят, прокурор приехал. Журналистов тоже понаехало. Я же неграмотная женщина, в таких делах не понимаю».

После звонка Хатидже-ханым я сладко потянулся, как кот, а потом сварил себе в кофеварке кофе. Пока я завтракал, в магнитофоне играли песни Мелоди Гардо. Каждое утро певица пела мне низким, чувственным голосом: «Сердце твое черное, как ночь». Я постоянно слушаю музыку, потому что она помогает мне понимать и познавать человеческие чувства, но не выношу ничего, кроме джаза, подобного тому, что исполняет Мелоди Гардо. Все остальное мне кажется приторным. С трудом терплю всякие глупые эмоции.

У меня в доме только одна-единственная комната не превращена в библиотеку – помимо кухни, разумеется. В этой комнате стоит широкая удобная кровать и большой платяной шкаф с белыми полированными дверцами. В шкафу в безупречном порядке хранится моя одежда, старательно выглаженная и сложенная Хатидже-ханым. Все разложено по категориям: в порядке пребывают не только белье и носки, но и брюки, рубашки, пояса, галстуки, пиджаки и костюмы. Шерсть и хлопок лежат отдельно, одежда на прохладную и жаркую погоду – отдельно. Каждое утро одно из первых дел, которыми я занимаюсь, заключается в том, что я смотрю на экран гаджета, где транслируется погода, и выбираю сообразный наряд. В общем, если экран показывает 22 ºС, я надеваю одно, а если 19 ºС – совсем другое. Гардероб мой состоит, ко всему прочему, из двух частей в соответствии с двумя различными состояниями погоды, которые разделяет разница в пять градусов. Брюки тоже разложены на группы, к каждой паре прикреплена этикетка, на которой написана температура от 0 ºС до 30 ºС с интервалом в пять градусов. Этот порядок никогда не нарушается. Пожалуйста, не сочтите меня богачом после такого рассказа. Я всего лишь пенсионер, некогда служивший инженером, средства мои ограничены, трачу деньги я весьма экономно и, по правде говоря, живу очень скромно. Вся одежда у меня старая, однако из-за тщательного ухода выглядит неплохо.

В прочих комнатах, которые сделаны в виде библиотеки, стоит кое-какая мебель – стул, кресло, журнальный столик. В одной из комнат есть кушетка и Любимая. До сегодняшнего дня на кушетке спал мой брат Мехмед. А других гостей у меня никогда и не было. Любимая – это имя одного прибора; может, ниже я и расскажу о нем, потому что собрал я его сам, узнав из интернета, как такие работают.

В тот день я заглянул в прогноз погоды и, увидев, что температура 25 ºС, надел тонкий домашний серо-синий хлопчатый костюм, а затем сел в кресло на втором этаже и погрузился в размышления. Была убита женщина, которую я хорошо знал. Я уже долгие годы жил в этой деревне, но прежде таких историй в моей жизни не происходило.

Я взял истрепанный блокнот с потертыми, загнувшимися краями, куда время от времени записываю свои мысли, и торопливо набросал:

«Полагаю, каждому из нас трудно осознать гибель человека, которая забирает из его плоти кровь и то, что мы называем душой, потому что нам свойственно не считать человека простым созданием в биологическом смысле и потому что мы придаем его существованию разный смысл. Мы понимаем смерть животных, но смерть человека осознать не в состоянии. То, что мы называем душой, в одно мгновение покидает тело человека из-за какой-нибудь раны или удара, и это до безумия поражает людей. “Господи, – причитают они, еще пару часов назад он был таким живым и веселым, так смеялся, а сейчас его больше нет”. Это ситуация, которая воздействует на человеческое восприятие. Она не соотносится ни с нашей привычной жизнью, ни со смыслом, который мы вкладываем в свое существование. Неужели и в самом деле все – суета, а жизнь не имеет никакого смысла? Мне кажется, именно так. Ничего нет на самом деле. Мы просто прилагаем усилия, чтобы дать какой-то высший смысл обычным биологическим законам. Потому что небытие осознать очень сложно».