История моего бегства из венецианской тюрьмы, именуемой Пьомби - [26]
Оставшись со мной наедине, он с невозмутимым видом сообщил мне следующее:
— Вы уже заявили, сударь, что именно я дал вам инструменты, с помощью которых вы проделали огромную дыру в полу камеры, и мое любопытство на этот счет удовлетворено; но скажите на милость, кто снабдил вас всем необходимым, чтобы изготовить лампу?
— Вы сами, — отвечал я.
— Мне кажется, что столь дерзкие слова свидетельствуют о вашем умственном расстройстве, — сказал он.
— Но я не лгу, — отвечал я твердо, — именно вы собственноручно вручили мне все, что требовалось для лампы.
Тогда я ему объяснил, как я вышел из положения, и, когда полностью его убедил, он схватился за голову и спросил, смогу ли я теперь убедить его и в том, что он сам принес мне инструменты, которыми я разломал пол? Я сказал, что конечно смогу, но каким образом он это сделал, он узнает только в присутствии секретаря суда. Тогда он попросил меня вспомнить о том, что у него есть дети, и ушел. Я был безмерно рад, что нашел средство держать его в страхе, ведь эта история могла стоить ему жизни: теперь я не сомневался в том, что в его же интересах скрыть мой проступок от служителей суда. Проникавший ко мне в камеру легкий ветерок, который каждый день поднимался в один и тот же час, вернул мне силы и аппетит.
Я приказал Лоренцо купить мне сочинения маркиза Маффеи[71]: эта трата пришлась ему не по душе, но он не осмелился сказать об этом. Он спросил, для чего мне могут понадобиться новые книги, когда их и так скопилось здесь больше полусотни; я ответил, что прочитал их все и мне требуется пополнение. Он ответил, что если я готов дать их кому-нибудь на прочтение, то он тоже сможет раздобыть для меня книги в обмен, таким образом я смогу читать что-то новое, ничего при этом не потратив. Я возразил, что книги, которые я смогу получить, скорее всего столь нелюбимые мною фривольные романы; он ответил с уязвленным видом, что я ошибаюсь, если полагаю, что я — самый умный из всех узников тюрьмы, содержащихся на чердаке, и добавил, что я бы удивился, узнав, какие люди разделяют мою участь. Тогда, изображая из себя человека, проникнутого глубоким уважением, не теряя ни минуты, я взял первый том хронологий отца Пето[72] и попросил принести взамен не менее содержательную книгу. Четыре минуты спустя он принес мне первый том Вольфа[73] на латыни, чем я был весьма доволен и потому отменил свой приказ купить мне сочинения Маффеи. Удовлетворенный тем, что я внял голосу разума, Лоренцо удалился.
Меня не столько привлекало чтение этой высокоученой литературы, сколько возможность завязать переписку с кем-то, кто мог бы помочь мне осуществить план побега, который уже начинал складываться в моей голове; я перелистал книгу и обнаружил листок бумаги, на котором в шести добротных стихотворных строках были перефразированы слова Сенеки: «Calamitosus est animus futuri anxius»[74]. Я тут же сочинил свое шестистишие, и поскольку у меня не было карандаша, то вместо чернил я использовал сок черных тутовых ягод; я отрастил ноготь на мизинце правой руки, чтобы прочищать уши, теперь я заострил его и смог использовать как превосходное перо, зажав мизинец между большим и указательным пальцами. В восторге от своего изобретения я составил каталог моей библиотеки и засунул листок за корешок книги. У всех итальянских книг в картонных переплетах за обложкой есть что-то наподобие кармашка. На корешке книги, там, где обычно указывается заглавие, я написал: «Latet, quere»[75]. Мне не терпелось получить ответ, и я сказал Лоренцо на следующее утро, что уже прочитал всю книгу и что тот же человек окажет мне любезность, если пошлет другую. Лоренцо немедленно принес мне второй том Вольфа. Он сказал, что человек этот без промедления решил доставить мне маленькое удовольствие, о котором я просил. Я разозлился, поскольку ждал ответа на письмо. Оставшись один, я незамедлительно раскрыл книгу и нашел вложенное туда письмецо на латыни следующего содержания: «Оба мы, заключенные в этой тюрьме, испытываем наивысшее удовольствие, которым можем наслаждаться благодаря невежеству скряги. Вам пишет Марино Бальби, венецианский дворянин, монах ордена сомасков[76]. Мой товарищ по камере — граф Андреа Асквини, дворянин из Удине, столицы Фриули. Он наказывает передать вам, что вы вправе располагать всеми книгами, каталог которых найдете за корешком, и мы просим вас соблюдать всяческую осторожность, чтобы Лоренцо не узнал про нашу переписку, если вам захочется ее поддерживать».
То, что мы оба спрятали свои записки за переплетом книги, показалось мне удивительным совпадением, но странно было получить совет об осторожности, тогда как его послание было заложено между страницами, где его тут же обнаружил бы Лоренцо, приди ему в голову раскрыть книгу. По правде говоря, он не был обучен грамоте, но наверняка забрал бы письмо и попросил бы кого-нибудь прочитать и рассказать, о чем идет речь: тут бы и пришел конец нашей едва зародившейся переписке. Я сразу же решил, что уступаю отцу Бальби разве что в благородстве происхождения и принадлежности к священному сану.
Бурная, полная приключений жизнь Джованни Джакомо Казановы (1725–1798) послужила основой для многих произведений литературы и искусства. Но полнее и ярче всех рассказал о себе сам Казанова. Его многотомные «Мемуары», вместившие в себя почти всю жизнь героя — от бесчисленных любовных похождений до встреч с великими мира сего — Вольтером, Екатериной II неоднократно издавались на разных языках мира.
Мемуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725—1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.Настоящий перевод “Мемуаров” Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года (Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme.
«Я начинаю, заявляя моему читателю, что во всем, что сделал я в жизни доброго или дурного, я сознаю достойный или недостойный характер поступка, и потому я должен полагать себя свободным. Учение стоиков и любой другой секты о неодолимости Судьбы есть химера воображения, которая ведет к атеизму. Я не только монотеист, но христианин, укрепленный философией, которая никогда еще ничего не портила.Я верю в существование Бога – нематериального творца и создателя всего сущего; и то, что вселяет в меня уверенность и в чем я никогда не сомневался, это что я всегда могу положиться на Его провидение, прибегая к нему с помощью молитвы во всех моих бедах и получая всегда исцеление.
«История моей жизни» Казановы — культурный памятник исторической и художественной ценности. Это замечательное литературное творение, несомненно, более захватывающее и непредсказуемое, чем любой французский роман XVIII века.«С тех пор во всем мире ни поэт, ни философ не создали романа более занимательного, чем его жизнь, ни образа более фантастичного», — утверждал Стефан Цвейг, посвятивший Казанове целое эссе.«Французы ценят Казанову даже выше Лесажа, — напоминал Достоевский. — Так ярко, так образно рисует характеры, лица и некоторые события своего времени, которых он был свидетелем, и так прост, так ясен и занимателен его рассказ!».«Мемуары» Казановы высоко ценил Г.Гейне, им увлекались в России в начале XX века (А.Блок, А.Ахматова, М.Цветаева).Составление, вступительная статья, комментарии А.Ф.Строева.
О его любовных победах ходят легенды. Ему приписывают связи с тысячей женщин: с аристократками и проститутками, с монахинями и девственницами, с собственной дочерью, в конце концов… Вы услышите о его похождениях из первых уст, но учтите: в своих мемуарах Казанова, развенчивая мифы о себе, создает новые!
Великий венецианский авантюрист и соблазнитель Джакомо Казанова (1725—1798) — один из интереснейших людей своей эпохи. Любовь была для него жизненной потребностью. Но на страницах «Истории моей жизни» Казанова предстает не только как пламенный любовник, преодолевающий любые препятствия на пути к своей цели, но и как тонкий и умный наблюдатель, с поразительной точностью рисующий портреты великих людей, а также быт и нравы своего времени. Именно поэтому его мемуары пользовались бешеной популярностью.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевёл коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
В четвертый том вошел роман «Сумерки божков» (1908), документальной основой которого послужили реальные события в артистическом мире Москвы и Петербурга. В персонажах романа узнавали Ф. И. Шаляпина и М. Горького (Берлога), С И. Морозова (Хлебенный) и др.
В 5 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли рассказы 1860-х — 1880-х годов:«В голодный год»,«Юлианка»,«Четырнадцатая часть»,«Нерадостная идиллия»,«Сильфида»,«Панна Антонина»,«Добрая пани»,«Романо′ва»,«А… В… С…»,«Тадеуш»,«Зимний вечер»,«Эхо»,«Дай цветочек»,«Одна сотая».
Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.